Будет трудно? А кому и когда было легко, если он первый протаптывает дорогу? Что же касается того, кто в новой России будет больше добывать золота — англо-американская компания или отечественная золотая промышленность — время покажет…
После прилизанный господин, негодуя, жаловался Раковскому на Билибина. Зачем так кричать и так грубо прогонять его! Какой несносный характер! Разве он желал ему плохого или уговаривал эмигрировать из России? Не принимаешь бизнеса, так и скажи достойно, как джентльмен джентльмену.
Вольдемара Петровича особенно привлекала в Билибине его железная самодисциплина, его собранность и принципиальность. По просьбе Бертина Юрий Александрович не раз выступал перед рабочими. Говорил он ясно, как и писал, сразу набело крупными, четкими буквами. Старателям нравились в этом рыжебородом человеке его открытая улыбка и к месту злой сарказм в словах и в блеске его умных глаз. Билибин никогда не подлаживался под рабочих, но и не ставил себя выше их. Любил поговорить с бывалыми, толковыми людьми. Много расспрашивал сам и охотно отвечал на бесчисленные вопросы таежников. Вскоре после его приезда в Незаметный весь прииск знал, что главный геолог не только умница и отлично понимает свое дело, но что он и не дурак выпить, неплохо разбирается в еде, не прочь повеселиться. В общем — на работе требовательный, строгий, а после работы — компанейский человек, и такой же грешный, как и все. Однажды молчаливый Степан Дураков выразительным взглядом обратил внимание Сергея на руки Билибина: пальцы утолщены, с твердыми ногтями:
— Такими только и подбирать камни…
Всматриваясь в лицо Билибина, Сергей мучительно припоминал, кого же он напоминает ему. И вдруг рассмеялся, — ведь вот бывает же такое сходство! Как это не покажется странным, а Юрий Александрович обликом своим весьма походил на Наполеона. Только лоб выше и светлее, нос чуть длиннее и глаза больше и светлее. А вот складка губ и подбородок, впрочем, и это все разве что крупнее.
В последние дни осени Раковский все чаще видел Билибина с Бертиным. В их разговоре все чаще упоминались Охотск, Колыма, Чукотка, имена колымских старателей Бориски и Сафейки и проводников якутов Макара Медова и Александрова. Спор разгорался вокруг записок Розенфельда и Поликарпова. Вольдемар Петрович припомнил, как еще до революции в Бодайбо золотопромышленники давали ему все для разведки золота на Колыме, но он тогда из Охотска ушел на Амур. В пути у Аллах-Юня, в сильный дождь, В. П. Бертин пропустил лошадей вперед, а сам с дружком слесарем отстал. Взяли в лоток породу и промыли. Богатое золото! Юрий Александрович и Аллах-Юнь взял на заметку. Однако его почему-то тянуло на Анадырь.
А какой живой отклик среди геологов и старателей Алдана вызвало сообщение о том, что в бассейны рек Яны, Индигирки и Колымы выехала Якутская комплексная экспедиция во главе с академиком А. А. Григорьевым и геологом С. В. Обручевым! Выходит, наступление на «белые пятна» северного материка началось с запада. Это подхлестнуло и Юрия Александровича, и Вольдемара Петровича. Не опоздать бы! Однако Билибина и Бертина больше устраивал другой путь проникновения на Колыму — с моря.
И вот все семь полевых партий собрались вместе. Начались шумные сборы к отъезду геологов в Москву и Ленинград, Среди студентов-практикантов Сергею почему-то больше других приглянулся Петр Шумилов, веселый, круглолицый русский парень с пухлыми щеками. Было в нем что-то мальчишеское. Заложив ногу на ногу и опираясь на колени скрещенными руками, улыбчивый Петр пытливо вслушивался в разговор. Иногда лицо его подергивалось и бледнело. Видимо, в детстве он чем-то болел. Было видно по всему, что и Билибин любил Шумилова. Понравился он и Степану Дуракову за деловитость и звонкий, как валдайский колокольчик, смех, за округлый вологодский говор.
— За Анадырь! За Чукотку! — поднял прощальный тост Билибин.
— За Колыму! — упрямо настаивал Эрнст.
— Заманчиво… Весьма заманчиво… Подумаю… — ответил Юрий Александрович и охотно опрокинул рюмку за Колыму.
Татьяна Лукьяновна, чтобы развеять грустные мысли Сергея, рассказывала ему, как и Билибин, и Шумилов присматривались к нему, когда он чинил и шил обувь, проходил шурфы, управлялся с кайлом и лотком, и вообще, как стоял на своих крепких, выносливых ногах, чуть согнувшись под тяжестью широких плеч, так похожий на бронзовых, коренных жителей Америки.