Снова, в который уже раз, я прошу его вспомнить в деталях о том, как сложилась его жизнь после Алдана и Колымы, когда он излечился от цинги. Бледное, пухлое лицо собеседника еще более побелело.
— Поехал к Александру Емельяновичу Воронцову, — просто ответил Петр Михайлович, — помогал ему подсчитывать запасы никеля, меди и других богатств в районе нынешнего Норильска. Почему к Воронцову? Мы знали друг друга еще в Горной академии. Правда, он специализировался по нефти, но Павел Александрович Серебряков, сам нефтяник, потянул в золотую промышленность других нефтяников и почти все они стали превосходными специалистами по редким, драгоценным и цветным металлам. Я пробыл на Таймыре два коротких лета и почти две долгих зимы. Какой сказочный край! Чудо! Одного угля там в пять раз больше, чем в Донбассе.
Вы обязательно разыщите Александра Емельяновича. Ведь это по его докладу приняли решение строить Норильск, осваивать Таймыр. Не мешало бы вам найти и горного техника Леонида Степановича Горшкова. Тот вел дневники, рисовал, лепил, мастерски вырезывал из дерева разные фигурки. Еще в Иркутске Александр Емельянович обратил внимание на трубку работника МВД Чернышева. Табак закладывался в голову Мефистофеля.
— Чья работа? — отвечал Чернышев на немой вопрос Воронцова. — Леонида Горшкова. Талантливый малый. Возьми его к себе в Норильск. Посмотрит мир божий, а там и в Академию художеств пошлем…
Петр Михайлович задумался, улыбаясь чему-то своему, недосказанному.
— Нет… Не поехал Леонид в Академию художеств. Околдовал его Север. И хоть было бы чем, вот что непостижимо! Летом — жарища, в воздухе тучи гудящего гнуса. Облепят — света белого невзвидишь. Весь серый и дышать, кажется, нечем… Воздух Колымы — это же курорт!
А миражи? Вдруг над головой высоко в небе возникает еще гряда гор и водопады. Это — Лама, священное озеро. Тундра, а над ней — мрачные, отвесные скалы. Реки, бесчисленные озера, топи, неверно ступил — и пропал — засосет и следов не оставит.
Зимой здесь — ледяной ад! Черная пурга и бураны. Машины опрокидывает, дома заносит. Видно, это здесь вот зародилась сказка о Кощее Бессмертном, — на Таймыре!
Шумилов снял толстые очки, протер их и, водворив на место, без улыбки посмотрел мне в глаза:
— Я это к чему вам все это говорю? Вовсе не для того, чтобы запугать. Совсем нет. А чтобы вы осознали — Таймыр в одиночку не одолеешь, а только коллективом и не одним, и не за одно лето. Вот в газетах, журналах и по телевидению подняли шум вокруг геолога Н. Н. Урванцева. «Рыцарь полярных походов», «создатель главной рудной базы Норильска», «первооткрыватель недр Норильска». И выходит, будто Норильск только ему и обязан своим возникновением и развитием. Разве можно так легкомысленно судить о таких серьезных вещах. Вся эта шумиха только затемняет истину и может вскружить голову кому угодно. Урванцев побывал в районе нынешнего Норильска осенью 1919 года вместе с двумя топографами и тремя рабочими, летом 1920—1921 и 1922 годов, а затем в 1924 году — в составе другой экспедиции. Да, это было тяжелое время. В Сибири и на Дальнем Востоке бушевала гражданская война, зверствовали японские интервенты, всюду царила разруха. В этих нелегких условиях экспедиция проделала большие и полезные работы. Однако собранный ими материал еще не давал оснований для постановки в правительстве вопроса о промышленном освоении Таймырского полуострова сокровищ. Эта работа была проделана другими, в частности, экспедицией «Главзолото» в 1930 году, коллективом геологов Норильского комбината и геологической экспедиции Министерства геологии РСФСР. Более пятнадцати лет, с 1930 до конца войны, изучал, открывал и осваивал богатства Таймыра геолог, инженер, лауреат Государственной премии А. Е. Воронцов. Разыщите его, это очень интересный человек. Я два года помогал ему в подсчете запасов угля и руды Норильска.
А. Е. Воронцова я разыскал под Москвой, при содействии Леонида Степановича Горшкова. Еще Петр Михайлович намекал мне на то, что белокурый умница А. Е. Воронцов — последний отпрыск знаменитых сановных графов Воронцовых. Леонид Степанович еще более решительно убеждал меня в этом:
— Коммунист, активный участник партизанского движения в Сибири и жена у него такая славная красавица — Софья Георгиевна. Когда он проходил чистку в партии, ему задавали такой вопрос. И все же оставили в партии.
Нет, он не искупал тяжкие грехи своего класса, а действовал как сын своего времени, внял его властному зову и, порвав со своим классом, со своей средой, отбросив старые привычки, с открытым сердцем пошел за теми и с теми, кому принадлежало настоящее и принадлежит будущее. Не захотел сидеть в нетях и брюзжать на новую власть из темного угла, сползая во враждебный лагерь, а решил всеми силами готовить себя к активной деятельности на благо своей Отчизны.