Все это, разумеется, оказалось досужим вымыслом и рассеялось, как дым, при первой же встрече с А. Е. Воронцовым. В действительности он родился в семье слесаря судоремонтных мастерских Одессы Емельяна Воронцова, воспитывался у дяди, самоучки-музыканта Павла Андреевича Хамеля в Саратове. Пятнадцати лет ушел в Красную Армию, в партию большевиков вступил в 1918 году. В боях за Царицын был дважды ранен. Тяжело болел тифом, а как поправился — Красная Армия дала ему путевку сначала на рабфак, а затем в Московскую горную академию. Работал помощником у Ивана Михайловича Губкина, в цветную промышленность был мобилизован ЦК ВКП(б) в конце 1929 года, сразу же по окончании Горной академии. Домик, баню и две постройки без крыш — вот и все, что он увидел тогда у подножья норильских гор. Тундра их встретила незаходящим солнцем, птичьим гомоном, ароматом багульника, необыкновенно прозрачным воздухом.
Мне это больше понравилось, чем легенда о графе-коммунисте. Только человек, прошедший через горнило гражданской войны, смог выстоять на Таймыре и одолеть там все трудности на протяжении полутора десятков лет.
После я еще не раз заглядывал в тенистый сад на Кооперативной улице станции Перловская, где жили Воронцовы. Мы долго рассматривали семейный альбом. На давних фотографиях вместе запечатлены и семья Воронцовых, и семья Шумиловых, и с ними Л. С. Горшков. Странное дело, Софья Георгиевна запомнила Леонида Степановича почему-то не как горного техника, а как художника, скульптора и резчика по дереву.
У Александра Емельяновича побаливали глаза. Белое породистое лицо, пышные волосы на висках и лысина через весь затылок, выцветшие, то ли голубые, то ли серые глаза. Рассказывал он неторопливо, глуховатым голосом.
— Начальник экспедиции вскоре заболел и выехал из Норильска. Главк приказал возглавить ее мне. Всю геологию я взвалил на Петра Михайловича. Ему помогали два техника. И не каюсь в этом. Работал он уверенно и смело.
Ни лопаты, ни лом не брали вечной мерзлоты. И все же мы вгрызались в породу. Особенно тяжело было буровикам в пургу.
Прикинули, подсчитали запасы: шестьдесят миллионов тонн руды, сотни тысяч тонн меди, сотни тонн платины. Таких запасов любому предприятию хватит на десятки лет. Значит, можно, и нужно ставить вопрос о промышленном освоении Таймыра. С тем и поехал в сентябре 1933 года в Государственный Комитет по запасам. К тому времени Таймыр был передан в ведение «Главсевморпути» под эгиду О. Ю. Шмидта. Норильская проблема вставала во весь свой богатырский рост. Главк послал меня на доклад к Серго Орджоникидзе. Он принял нас в два часа ночи. Угостил бутербродами, напоил чаем. Наиподробнейше расспрашивал обо всем.
— Стране нужен никель. Месторождения «Мончетундра» в Карелии и в Актюбинском районе вам известны. Нам этого мало. Пусть Норильск будет третьей рудной базой. Заботы о строительстве железной дороги беру на себя. Просите все, что нужно, — сказал в заключение беседы нарком.
Это ведь теперь шесть тысяч километров от Москвы до Норильска можно покрыть за шесть часов, а тогда на это уходил месяц. Я тоже почти тридцать дней ехал на перекладных от Красноярска до Дудинки.
П. М. Шумилов прибыл к нам на пароходе «Спартак» вместе с Л. С. Горшковым.
Некоторое представление о том, в каких условиях жили и работали пионеры освоения богатств Таймыра дают краткие выдержки из дневников Леонида Степановича Горшкова.
22 июня 1932 года, пароход «Спартак», каюта № 11. Картина меняется. Енисей разлился — принял Ангару, две Тунгуски, Курейку и другие реки. Пышный таежный покров на гористых склонах сменился чахлым низкорослым лесом. Берега отошли далеко, растянулись узкими полосками.
Клубятся тучи. Набушевавшись за день, синеет мелкой рябью Енисей. Исчезла ночь. Солнце долго, долго катится у горизонта, часа на два скрывается и вновь появляется, описывая большую дугу.
У Курейки пересекли полярный круг. По этому случаю распили пиво. «Кодаком» сфотографировал товарищей. Интересно, как получится?
В полночь будем в Игарке.
6 июля. Второй час утра, а похоже на поздний вечер — солнце, как и днем, шлет свои золотые лучи на тундру. В Игарке несколько дней ожидали катера. Упорно преодолевая трудности, живет и растет этот заполярный, целиком деревянный порт. Здесь даже улицы покрыты сплошным бревенчатым настилом.