Видел орудия ловли песцов, не переставая удивляться мастерству и рациональности изделий, созданных руками долган и юраков. К этим народностям я проникся глубоким уважением. Очень, очень много видел интересного в быту и обиходе.
Довелось мне осмотреть место волчьего загона, где под отвесным обрывом возвышается гора оленьих скелетов, костей и рогов.
Реконструировал насос для одной из буровых, детали по моим чертежам были выполнены в мастерских Дудинки. Насос установлен и безукоризненно работает на буровой.
В свои праздники хозяева тундры украшали чумы гагачьими пологами, а сами наряжались в яркие самобытные национальные одежды, искусно обшитые шкурками песцов и лис. На девушках сверкали бусы. Нас угощали пирожками с рубленым оленьим мясом. Не обходилось и без веселой выпивки.
Я любовался хороводом парней и девушек. Приседая на одну ногу, они самозабвенно кружились вокруг шеста. Но вот кто-нибудь из смельчаков неожиданно выдергивал этот шест, устанавливал его на новом месте и вихревой танец «Хейра», подобно смерчу перемешался туда, в сторону.
Дети тундры еще более потянулись к нам, когда у нас вспыхнули «лампочки Ильича» и заговорило радио. От местных жителей мы услышали о Талнахе, как проклятом месте, но добраться до него не успели.
…Леонид Степанович Горшков у оленеводов и охотников был на особой примете. Может быть, за умение рисовать? А возможно, за колдовские штучки над корневищами. Бывало, сидит, насупив брови, и пристально всматривается в изуродованное дерево, словно в нем запрятался шайтан. Потом пробормочет какое-то заклятие и начнет орудовать острым предметом. И в самом деле, не чудо ли? Из того, сведенного судорогой корневища вдруг начинает проглядывать такая страшная харя, что оторопь берет.
Когда экспедиция отъезжала, Леониду Степановичу долго не давали оленей. Тайну этого приоткрыла ему одна из женщин.
— Пусть этот русский остается у нас, в тундре… А то он приведет других и взорвет тундру, — так говорили старики.
Леонид Степанович, как мог, объяснил женщине: он не купец Сотников. И если на Таймыре вырастут города, заводы, школы, то ее дети станут инженерами, учителями, врачами, большими мастерами нового дела. Она поверила, запрягла свою стельную олениху в нарты и в сумерки незаметно подвезла Л. С. Горшкова до первого «станка».
9 сентября. Дудинка. Прибыл сюда с семьей А. Е. Воронцов. Встретил семью П. М. Шумилова.
11 сентября. Буксирный пароход «Сталин» длительным гудком простился с Дудинкой.
6 октября. До Красноярска осталось километров 30—40. Сидим на мели и ждем буксиры. Пароход «Сталин» тянул от четырех до шести барж с людьми, возвращавшимися с Севера.
…В Москве я решил пойти на строительство метро, но П. М. Шумилов и В. П. Бертин уговорили меня принять участие в Джугджурской экспедиции треста «Золоторазведка».
В крайне суровых условиях Заполярья за два с половиной года на рудных месторождениях Угольный Ручей и Норильск-2, где работал Л. С. Горшков, пионеры освоения Таймыра пробурили в вечной мерзлоте 2500 погонных метров скважин, прошли около двухсот погонных метров подземных выработок и вынули свыше 5 тысяч кубометров из разведочных канав. Тщательному анализу подверглись тысячи проб на цветные металлы и платину. Александр Емельянович рассказывал обо всем этом таким ровным и тихим голосом, словно вся эта работа была проделана не за 69-й параллелью в Заполярье, а в знойных степях Украины, где всего было вдоволь — и фруктов, и тепла, и уюта, и продуктов питания.
— И богатые были пробы?
— Настолько богатые, что Серго Орджоникидзе попросил О. Ю. Шмидта срочно подготовить для правительства специальную записку. При составлении ее я твердо и уверенно полагался на подсчеты, проведенные П. М. Шумиловым.
В марте 1935 года меня вызвал к себе О. Ю. Шмидт. И сразу — к Серго Орджоникидзе. Он встретил нас как старых знакомых.
— Поедем в Политбюро, доложите о Норильске.
Я разволновался. Вот тебе и на, без всякой подготовки — и сразу на доклад, — и куда — в Политбюро! Нарком, мягко подтрунивая, успокаивал и ободрял меня.
— Вам дадут десять минут. Такое выступление можно подготовить, пока едем в Кремль.
В Секретариате Сталина я как-то сразу успокоился. Почему? Вспомнил, а ведь в наших северных краях Иосиф Виссарионович отбывал ссылку. Значит, о многом, в частности, об условиях работы, можно будет и не говорить.