Петр Михайлович настойчиво стучался в ЦК профсоюза работников золота и платины, просил прислать опытного председателя профкома, массовика, киноленты, радиоприемники и трансляционный узел, спортинвентарь, театральные пьесы и грим, кружковые пособия и музыкальные инструменты, побольше книг. Он верил — со временем и в этом Берендеевом царстве культурная жизнь забьет ключом.
Не хватало лошадей и оленей, продуктов и оборудования. А где и кому их хватало? И в диковинку ли все эти трудности В. П. Бертину, Ю. А. Билибину, П. М. Шумилову, И. М. Алехину? «На бога надейся, а сам не плошай» — издревле говорится в народе. И старые алданцы, каждый по-своему и на своем участке, трезво разбирались в обстановке и действовали.
Перед выездом в Восточную Якутию Петр Михайлович еще раз основательно проштудировал все, что касалось характера и коварных повадок вечной мерзлоты. В Джугджуре он, по Билибину, уточнил и кратко записал схему для составления геологического описания россыпей. Они требовали много кропотливого труда, больших знаний, зато позволяли получать полную и верную картину. Годы, проведенные в Джугджуре, Петр Михайлович считал и самыми трудными и самыми счастливыми в своей жизни. Какая это прелесть в такой глуши опираться в работе на организаторский талант коммуниста В. П. Бертина и могучий прозорливый ум ученого Ю. А. Билибина, учеником которого он считал себя до конца своей жизни и гордился этим. Мужал и сам Петр Михайлович, как крупный специалист своего дела. В Джугджуре он разработал и применил «траншейный метод» разведки узкоструйчатых россыпей золота.
Как-то я спросил Петра Михайловича, чем же Билибин выделялся среди других?
— Юрий Александрович умел и поработать, и пошутить, позабавиться, повеселиться и даже покуролесить. Бывало, отложит в сторону «Геологию россыпей» и по-юношески кликнет:
— Все в волейбол!
И еще — голова у Юрия Александровича была так устроена, что самые сложные вопросы он объяснял как-то удивительно ясно, логично. Бобин же напускал туман, засорял речь ученой тарабарщиной, книжными непонятными терминами. Старатель послушает его, поскребет затылок, покачает головой да и уйдет.
…На радостях Вольдемар Петрович так стиснул в своих объятиях Юрия Александровича, что тот взревел таежным медведем, поднялся на дыбы и, крякнув, закатился здоровым мужским смехом. Бертин, в кожаном пальто, бритый, круглый, так и сиял весь, дружелюбно заглядывая то в очки Петру Михайловичу и в его бородатое лицо, то на Билибина, заросшего рыжим мхом от кадыка до самых бровей и ушей.
Сбросив с себя пальто и ватник и оставшись в теплой фуфайке, Вольдемар Петрович сел за деревянный стол и, наслаждаясь теплом, улыбчиво, неторопливо рассказывал о том, что интересного узнал в Якутске, в обкоме партии, в Совнаркоме, как 28 ноября 1933 года отмечалось десятилетие Алдана. Вечером его пригласили в клуб на торжественное заседание. В президиуме Бертин сел рядом с якутом Тарабукиным и с эвенкийским охотником Лукиным. Как во сне. Такой клуб! На улицах электричество, огни иллюминаций. А что было здесь десять лет назад, когда они первыми открывали Незаметный. Его, Вольдемара Петровича, попросили выступить с воспоминаниями. Цифры, мелькавшие в речах ораторов, и для Бертина, и для Билибина и Шумилова имели свою особенную прелесть. Только за семь лет добыча золота на Алдане выросла почти в четыре раза, а переработка песков драгами и гидравликой — в семьдесят два раза. На смену лотку и бутаре идет умная и сильная техника.