По обоим берегам Сегине-II лес поредел частью от пожаров, а больше от порубок. И сюда потоки воды смыли с покатых гор четыре самородка золота. Один походил на помятую голову медведя с открытой пастью. Выражение не злое, а скорее удивленное.
На Миноре люди работали в кепках и красноармейских шлемах, не загораживая лиц сеткой. Одни мужчины, молодые и сильные. Лишь старший был кряжист и по-таежному угрюм. Работали споро, сбросив ватники. В рубашках с раскрытыми воротами, в сапогах. Здесь подобраны несколько десятков крупных золотинок и тоже сфотографированы. Взвесили. Оказалось, более 300 грамм. Все они напоминали раздробленные ядра грецкого ореха и лишь три по размерам превышали 4—6 сантиметров. Один был точная копия мышонка, завалившегося на спину и умоляюще сложившего лапки. Еще на двух природа попыталась выгравировать молодого человека со вспученными глазами и разъяренную пасть доисторического хищника.
А что творилось на ключе Баатыл! Деревянные лотки с помощью высоких козлов перекидывались с одного берега на другой. На сотни метров тянулись деревянные галереи. Канавы закрывались затворами. Если излишки воды надо было сбросить, щит с помощью ворота поднимался и она уходила дальше.
Приемщик золота, веселый детина в черном малахае, сидел на грубом обрубке у импровизированного стола, основанием для которого служило спиленное корневище. На немудреной доске расположились ящики, крохотные весы. Ни охраны, ни контролера. Сам себе и постовой и судья. Любой бедолага мог ограбить и убить его, да куда тут с золотом денешься! С голоду подохнешь.
Значит, золото есть, и не только рассыпное. Его находят, несмотря на элементарные упущения в разведке, шурфовке и бурении.
Да, теперь Петр Михайлович мог со спокойной совестью дать полный отчет А. П. Серебровскому и даже грубо спрогнозировать. Однако Шумилов не торопился с выводами, время на это в запасе еще было.
Возвращаясь на базу, Шумилов не переставал наслаждаться удивительными красотами якутской природы. Аллах-Юнь — новое золотое царство — истосковалось в ожидании своих первооткрывателей. Какая первобытная природа! Горы, долины, тайга, чистые студеные реки и речки! Которые же из них золотоносные?
Мелким почерком Петр Михайлович заносил в книжечку все новые и ценные сведения. Они углубляли и уточняли данные, собранные разведочными и геологопоисковыми экспедициями «Якутзолото».
Интересный гость
Мишутка, голенький, истинно в чем мать родила, лежал на спинке и, сморщив личико, кричал, протестуя против столь бесцеремонного обращения с ним фотографа. Сердце же Петра Михайловича при этих сладких для него звуках наполняло все его существо неизбывной радостью. Кричал, протестовал его сын, появившийся на свет здесь, на Джугджуре.
Лиля, мать малышки, тревожно улыбалась. Это удивительно миниатюрное, ласковое и нежное существо после родов похорошело еще более. Высокий открытый лоб, пышные волосы, большие мягкие и добрые улыбчивые глаза, чуть вздернутый носик, сильные обнаженные руки — ее и сейчас никто бы не назвал красавицей, но все признавали самой симпатичной и очаровательной женщиной. Было совершенно непостижимо, как такое хрупкое существо перенесло сверхсуровые испытания Таймыра, а на Джугджуре сумело внести в таежный дом почти московский уют, городскую чистоту и опрятность. Издали Лилю легко можно было признать за танцовщицу из цыганского табора. Ее все любили и даже женщины. А если женщина нравится другим женщинам, то это уже что-то значит. Лилю видели всюду — на картофельном поле, на огороде среди кочанов капусты, у помидор, кабачков и огурцов, она забавно щекотала поросят, вызывая их дружелюбное хрюканье. За ягодами Лиля ходила в галифе и клетчатой кепке. Подруги закрывали лицо сеткой, а она — нет. После таймырского гнуса воздух Джугджура ей казался санаторным. Не закрывала лица и Татьяна Лукьяновна. Странный народ эти женщины — даже в тайге, за многие сотки километров от городов, они следили за собой и старались не отставать, одеваться по моде.