Они приходят ночью
В детстве меня каждый год отправляли на лето гостить к тетке в деревню. У нее был огромный частный дом, принадлежавший нашей семье больше чем полвека, и перешедшей к ней по наследству от родителей. То есть, от моих бабушки и дедушки по папиной линии. Несмотря на то, что помимо нее и папы в семье было еще двое детей- другие мои тетки двойняшки, дом как-то сразу было решено оставить именно ей. Возражать никто не стал. Родственники часто навещали тетку с визитами, а на лето со всех уголков нашей необъятной родины к ней съезжались погостить племянники, которых в общей сложности было восемь. Тетка не возражала, принимала всех радушно, каждый раз говоря о том, что «дом всех впустит». Мы проводили у нее по два летних месяца, ходили купаться на речку, собирали ягоды, гоняли на велосипедах по узким дорогам между тесными рядами частных домов, а в августе, каждый год в один и тот же день- двадцать пятого, ни раньше и не позже, родители приезжали одновременно за всеми и увозили нас домой, не оставаясь на ночлег. Мы уезжали с неизменной грустью- гостить в деревне нравилось всем. Дома нам приходилось сидеть в четырех стенах, ходить в давно надоевшую школу, гулять во дворе, закатанном в асфальт, сквозь который практически не могла прорваться зелень, жить по расписанию. А здесь была свобода- просторный участок, огромный двухэтажный дом, в котором было так здорово играть в прятки, речка и товарищи с соседних дач. Вечером мы неизменно собирались за столом, тетка зажигала керосиновую лампу, над которой кружились светлячки и начинала рассказывать… На час или два весь мир наш съеживался до размеров этого крохотного пятачка, освещенного керосинкой. Мы были здесь только физически, все наши мысли были далеко- там, в теткиных историях, таких реальных, таких притягательных для детей. Позже, когда мы стали старше, то не раз обсуждали- были ли эти истории реальностью или она каждый раз сочиняла их специально для нас? Не знаю. Так или иначе, эти моменты остались для меня самыми запомнившимися из детства- теплые летние вечера, освещенные светом керосиновой лампы, пахнущие чаем на травах, свежим медом и мокрой после дождя землей, с кружащими над нами ночными светлячками и тихим голосом, рассказывающим историю за историей. Я буду помнить и любить это время всегда, стараясь не думать о том, что было дальше… Любить, несмотря на это…
После того, как там же, на летней террасе теткиного дома, мы отметили мое шестнадцатилетие, приезжать на лето все как-то сразу перестали. Начались экзамены, поступление в высшие учебные заведения, все завертелись в этом пестром круговороте событий и на время забыли о нашем деревенском отдыхе.
За год до нижеописанных событий, мы всей семьей ездили навестить тетку. Она жила одна, и справляться с домом ей было теперь сложно. Мы попытались договориться с соседями о том, чтобы они помогали присматривать за домом. Многие отнекивались, категорически не желая нам помочь. И лишь соседка из дома напротив согласилась помогать с участком. Мама хотела было заикнуться о том, чтобы она хоть иногда заходила к тетке ночь, убедиться, что с ней все в порядке, но тут женщина ответила отказом. Заходить в дом ночью она наотрез отказывалась. Признаться честно, после столь долгой разлуки, мне было тяжело видеть тетку в том состоянии, в котором она была теперь. Она была похожа на привидение- худая, бледная, в перекошенной ночной сорочке, с волосами, некогда бывшими медно-рыжими, а теперь совершенно седыми. Но главное- она все время что-то бормотала. Из бессвязных ее речей сложно было что-то понять, однако, я уловил одно- она теперь боится оставаться одна. Ей казалось, что за ней кто-то подсматривает, следит. Пока мы сидели в комнате, она несколько раз просила меня пойти и посмотреть, не стоит ли кто за дверью, ведь там ясно видна чья-то тень. Я послушно проверял дверь, не желая спорить с пожилым человеком, но там, само собой, никого не оказывалось. Иногда тетка забывалась коротким, тревожным сном, а проснувшись, снова начинала просить проверить и запереть дверь, зашторить окна и не подходить к ним ночью. Ни за что не подходить ночью к окнам. Она повторяла это снова и снова, как заклинание, а я только и мог, что пытаться говоришь что-то в утешение, но слова не помогали. Папа остался, а мы уехали через три дня. Приезжали врачи, диагностировали у тетки параноидальную шизофрению, назначили лекарства, от которых она стала спать дольше и спокойнее. Через две недели папа смог оставить ее на попечении соседки и вернуться домой, надеясь, что теперь ей станет лучше. Но лучше не стало. В своих еженедельных отчетах по телефону, соседка говорила, что тетка постоянно шепчет, говорит, что за ней кто-то охотится и даже днем теперь требует закрывать окна по всему дому. Врачи советовали увеличить дозу лекарств, но это помогало слабо. А в конце августа, когда родители по моему настоянию уехали отдыхать, тетка умерла. Была суббота, когда мне позвонила все та же соседка и сказала, что нашла ее утром. Голос у нее был взволнованный, испуганный, мне даже показалось, что она близка к истерике. Тогда я не придал этому особого значения, учитывая то, что она пережила, это не удивительно. Соседка просила приехать как можно быстрее и освободить ее от всего этого. Она так и сказала «всего этого», не уточняя, что имела в виду. Я приехал туда на следующий день, который выдался дождливым и пасмурным. Огромный дом казался темным исполином, нависшим над узкой улицей, и наблюдал за окружающим миром желтыми квадратами окон. Я припарковал машину за забором, потому что место внутри было уже занято кем-то другим, и вошел во двор. Мне отчего-то показалось, что я не узнаю дома. Я знал здесь каждый камешек, каждый выступ, но никогда не было у меня здесь такого чувства- тянущего беспокойства, какой-то холодной тоски...