Мы собрались в просторной гостиной на первом этаже. Эта комната была обставлена еще моим дедом, в ней был огромный книжный шкаф, на полу лежали тяжелые ковры с восточными узорами, на стенах висели репродукции Айвазовского, а в центре был камин. Сколько себя помню, камин всегда топился, но сегодня в нем не было дров, не плясали озорные огненные искры, и от этого в комнате сразу стало неуютно. Помимо меня в тот день приехали мои двоюродные сестры- Майя и Алина, старший двоюродный брат Павел со своей женой, и младшие из нас Дина и Антон. Отсутствовали двое – Стас и Данила, родные братья Алины и Майи. Из старшего поколения была только моя вторая тетка Ольга. Ее близняшка тетя Шура осталась дома, потому что со дня на день ждала появления первого внука. Родителям я возвращаться из отдыха раньше времени запретил, Стас и Данила, по словам сестер, находились в разъездах по служебным делам. Впрочем, это особо никого не интересовало. С тех пор, как мы перестали собираться в этом огромном доме каждое лето, отношения между нами, братьями и сестрами, сначала стали более прохладными, а потом и вовсе перешли в разряд общения из вежливости. Вечеров с керосиновой лампой и светлячками больше не было и нас больше ничего не связывало, как ни грустно было это осознавать. Но, по случайности, судьба снова сводила нас в этом доме летом, в день, накануне двадцать пятого августа. Не думаю, что мы бы собрались здесь, если бы соседка, последнее время присматривавшая за теткой, не сказала мне по телефону, что тетка оставила ей завещание. Это было странно и никак не укладывалось у меня в голове. Жизнерадостная, бойкая женщина, рассказывающая истории летними вечерами, с медно-рыжими волосами, перевязанными пестрым платком, просто не могла написать завещания. В моем воображении эти два факта никак не хотели связываться между собой. Однако завещание существовало и теперь лежало на столе в центре комнаты, приковывая к себе взгляды родственников. По просьбе тетки, переданной через соседку, в этот же день сюда был вызван нотариус, который и прочел нам то самое завещание. Детей у тетки не было, поэтому она завещала свой дом нам, племянникам, надеясь, что мы разделим его между собой. Адвокат закончил читать и только после этого я оглядел лица своих братьев и сестер. Все они были бледны. Майя достала из сумки бутылку с водой и начала пить быстрыми глотками, словно ее мучила жажда. Павел крутил в руках ключи от машины, Дина теребила волосы. Тетя Оля обмахивалась мятым листком, который до этого держала в руках. Все явно нервничали, переглядывались, словно не хотели чего-то говорить вслух. В воздухе буквально витало напряжение. И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать – прямо здесь, в гостиной, один за другим, мои родственники отказывались от наследства. Они перебивали друг друга, настаивая на том, что дома им не надо и они готовы подписать любую бумагу. Наверное, в работе нотариуса это был первый подобный случай, и он был явно ошарашен происходящим не меньше меня. Когда шум поулегся, он предложил всем, кто хочет написать отказ, сделать это прямо сейчас. За листками потянулись все, кроме меня и Антона. Тот сидел в кресле напротив меня и наблюдал за родственниками с усмешкой. Спустя пятнадцать минут на столе перед нотариусом лежало пять листков, исписанных ровным, похожим почерком. Внизу каждого листка стояла броская подпись, у всех одинаково крупная, и чуть наклоненная влево. Подписав листы, родственники явно немного успокоились. Ольга достала из лакового футляра длинные тонкие сигареты, щелкнула зажигалкой и закурила. По комнате быстро расползся едкий запах сигаретного дыма, смешанного с ментоловым ароматизатором.
Мы собрались в просторной гостиной на первом этаже. Эта комната была обставлена еще моим дедом, в ней был огромный книжный шкаф, на полу лежали тяжелые ковры с восточными узорами, на стенах висели репродукции Айвазовского, а в центре был камин. Сколько себя помню, камин всегда топился, но сегодня в нем не было дров, не плясали озорные огненные искры, и от этого в комнате сразу стало неуютно. Помимо меня в тот день приехали мои двоюродные сестры- Майя и Алина, старший двоюродный брат Павел со своей женой, и младшие из нас Дина и Антон. Отсутствовали двое – Стас и Данила, родные братья Алины и Майи. Из старшего поколения была только моя вторая тетка Ольга. Ее близняшка тетя Шура осталась дома, потому что со дня на день ждала появления первого внука. Родителям я возвращаться из отдыха раньше времени запретил, Стас и Данила, по словам сестер, находились в разъездах по служебным делам. Впрочем, это особо никого не интересовало. С тех пор, как мы перестали собираться в этом огромном доме каждое лето, отношения между нами, братьями и сестрами, сначала стали более прохладными, а потом и вовсе перешли в разряд общения из вежливости. Вечеров с керосиновой лампой и светлячками больше не было и нас больше ничего не связывало, как ни грустно было это осознавать. Но, по случайности, судьба снова сводила нас в этом доме летом, в день, накануне двадцать пятого августа. Не думаю, что мы бы собрались здесь, если бы соседка, последнее время присматривавшая за теткой, не сказала мне по телефону, что тетка оставила ей завещание. Это было странно и никак не укладывалось у меня в голове. Жизнерадостная, бойкая женщина, рассказывающая истории летними вечерами, с медно-рыжими волосами, перевязанными пестрым платком, просто не могла написать завещания. В моем воображении эти два факта никак не хотели связываться между собой. Однако завещание существовало и теперь лежало на столе в центре комнаты, приковывая к себе взгляды родственников. По просьбе тетки, переданной через соседку, в этот же день сюда был вызван нотариус, который и прочел нам то самое завещание. Детей у тетки не было, поэтому она завещала свой дом нам, племянникам, надеясь, что мы разделим его между собой. Адвокат закончил читать и только после этого я оглядел лица своих братьев и сестер. Все они были бледны. Майя достала из сумки бутылку с водой и начала пить быстрыми глотками, словно ее мучила жажда. Павел крутил в руках ключи от машины, Дина теребила волосы. Тетя Оля обмахивалась мятым листком, который до этого держала в руках. Все явно нервничали, переглядывались, словно не хотели чего-то говорить вслух. В воздухе буквально витало напряжение. И тут произошло то, чего я никак не мог ожидать – прямо здесь, в гостиной, один за другим, мои родственники отказывались от наследства. Они перебивали друг друга, настаивая на том, что дома им не надо и они готовы подписать любую бумагу. Наверное, в работе нотариуса это был первый подобный случай, и он был явно ошарашен происходящим не меньше меня. Когда шум поулегся, он предложил всем, кто хочет написать отказ, сделать это прямо сейчас. За листками потянулись все, кроме меня и Антона. Тот сидел в кресле напротив меня и наблюдал за родственниками с усмешкой. Спустя пятнадцать минут на столе перед нотариусом лежало пять листков, исписанных ровным, похожим почерком. Внизу каждого листка стояла броская подпись, у всех одинаково крупная, и чуть наклоненная влево. Подписав листы, родственники явно немного успокоились. Ольга достала из лакового футляра длинные тонкие сигареты, щелкнула зажигалкой и закурила. По комнате быстро расползся едкий запах сигаретного дыма, смешанного с ментоловым ароматизатором.