- А знаешь… Теперь я тоже это вижу…- сказал Антон, переводя взгляд со снимка на меня.
- Видишь что?
- То, о чем говорила мне мать.
- И о чем же?
Антон глубоко вдохнул и спросил:
- Когда ты приехал сюда, ты что-нибудь знал о доме?
Я покачал головой.
- Что я должен был знать?
- Ты никогда не замечал здесь ничего странного? Я не про то, что произошло ночью… В это я тоже не верил до вчерашнего дня. Но хотя бы про поведение наших родственников. Какой вчера был день?
- Двадцать пятое августа.
- День, в который нас всегда забирали домой. Спрашивается, почему? Всегда в один и тот же день.
Я пожал плечами. В детстве редко обращаешь внимание на подобные вещи.
- Потому что они все знали и крепко боялись оставаться здесь в эту ночь.
- А ты… ты знал?
- Не так долго, как ты думаешь. На прошлый новый год мать выпила, и ее потянуло на откровения. Она плакала все, говорила, что они очень плохо с сестрой обошлись, то есть, с нашей теткой. Рыдала, говорила, что нельзя так, что надо вместе было… А они струсили. Ну, я и спросил, что произошло. И она мне рассказала. Сам понимаешь, из ее рассказа тогда мало что можно было понять. Она только твердила про какое-то проклятие. И про то, что сестра о нем не знала, а они знали и сбежали. Сейчас то сам понимаешь, после такой ночи, могу с уверенностью сказать- я бы тоже сбежал… Естественно, я тогда во все это не поверил.
-А дальше что было?
- Потом я нашел запись. Случайно, я ни за кем не шпионил, ты не подумай. У матери коробка есть, где все важные вещи хранятся. Сначала письма. Штук десять и все- от тетки, и по датам рассортированы. Первые- обычные письма, про детей, про погоду и все такое. Дальше начинаются про то, как ей страшно. Как кажется, что ночами по дому кто-то ходит, а на улице воет. Эти письма июнем датированы были. Следующее, после долгого перерыва- уже августовские, за несколько дней до двадцать пятого. Там тоже про страх, про следы на дорожках и вой… А потом – только в сентябре. Страшное письмо и странное, говорит, что они все ее предали, и об этом еще вспомнят. Потом было письмо от матери. Она, верно, его так и не отправила. В нем про то, что они испугались и любой бы на их месте испугался. И что они думали, будто тетку не тронут… Тетка же писала, что ей, матери, вообще нечем оправдаться. Видимо, после того переписка не продолжалась, а встретились они через несколько лет, уже когда я появился.
- А мать тебе ничего не рассказывала?
- Так я ведь маленький был, она меня берегла, ни словом ни обмолвилась. А потом, когда мы все перестали сюда ездить, она, верно, вздохнула с облегчением и собиралась свои секреты сохранить до конца. Когда соседка позвонила, сказала про завещание, она сама не своя стала. Изводилась, места себе не находила, а как время подошло сюда ехать, ночью накануне мне все выложила.
Антон встал с дивана, походил по комнате, кусая ногти. Потом сел обратно и некоторое время молчал, глядя в пустоту.
- Что она тебе рассказала? – спросил я.
Он откинулся на спинку дивана и начал свой рассказ.
Мы с тобой деда не застали. Бабушку я смутно, но все же помню. А его-нет. Даже после фотографий никак не мог запомнить. Не могу-и все. Но нашим родителям он отец, они с ним долго жили. Мне мать ничего про него не рассказывала, а в ту ночь сорвалась, кричала, что не человек он был, чудовище, за то ему и наказание. И что из-за него все это на семью нашу свалилось… Он ведь и так человек жестокий был, а как выпьет- сам не свой. Бабку бил, дети по углам прятались, дыхание затаивали, чтобы не нашел. Словом, в страхе держал. А кроме алкоголя была у него еще страсть- охота. Собака у него была охотничья, ружье. Он часто охотился и после охоты ненадолго утихал. Бабка говорила, что у него внутри зверь живет и только после охоты он кровью напивается, вот и успокаивается. В то лето, когда все произошло, в деревню табор цыганский пришел. Они в поле жили около недели. И у них собак было много- может, десять, может больше. Хорошие собаки были, людей не трогали, а тетка наша, по материному рассказу, даже дружбу с ними водила. Дед цыган невзлюбил сразу, говорил, что не к добру это, нехорошо. Однажды пошел он на охоту, вернулся домой, а дома никого не было- напился и калитку не запер. Собака от него и сбежала, а на следующий день ее возле леса нашли. Волкам попалась, скорее всего. Но дед сразу решил, что собаку цыганские псы задрали. И никто у него это из головы выбить не смог. Дня три он пил без продыху, буянил постоянно, тетка наша в это время у дедовой сестры гостила, бабка детей младших собрала и к сестре на другой конец деревни. А дед допился до того, что решил мстить. Взял ружье и положил всех собак цыганских. Бабке когда про то сказали, она сразу пошла прощенья просить, за деда каяться, да только ее никто не слушал. Цыганка старая, чьи собаки были, на него сильно разозлилась. К дому пришла, кричала, говорила, что отныне он проклят и тем станет, кем он и был всегда. Не будет больше его суть скрываться… А то, что в нем, всегда будет преследовать его семью, если кто будет селиться в этом доме. Не отпустит, пока семья его не простит…С того же дня бабка стала замечать за дедом странности. То голос у него слишком хриплый, как-будто с рычанием, то пальцы как-то странно согнутся. На третий день после цыганкиного прихода дед пропал. Всю деревню обыскали- никаких следов. После странности с домом начались- то шорохи, то шаги, и каждую ночь ощущение, что в дверь наружную кто-то скребется, внутрь просится. На участке стали замечать собачьи следы. Ночью становилось все страшнее, а бабка одна с детьми малыми, она к цыганке кинулась, опять прощения просить. А табора нет больше и где искать, конечно, никто не знает… Двадцать пятого утром прибежали к ней, сказали, что деда в лесу нашли и по всему было похоже, что его задрали собаки…
А в ночь на двадцать пятое августа с полуночи началось- и шаги, и шорохи, и вой, потусторонний какой-то. Не воют так живые существа, да и некому было- калитка заперта, у соседей собак никогда не было. По участку ходило что-то, вроде не человек, а вроде и не собака. Полусогнутое, в темноте и не разглядишь точнее. Сначала по дверям колотили, потом в веранде скреблись, а потом что-то в окно начало биться, да сильно так. Бабка не выдержала, штору отдернула и увидела… Огромная буро-коричневая собака прыгала на окно, словно хотела его выбить. Но собака была какая-то неправильная, лапы у нее были слишком похожи на человеческие руки, а глаза казались слишком знакомыми. На какое-то мгновение, она даже подумала, что это человек, а шерсть ей только чудится… Она от окна отскочила, штору задернула и до утра с детьми в комнате сидела. Те спали, а она тряслась, даже ружье проклятое достала… И так продолжалось каждую ночь вплоть до пятого сентября. А потом на год все затихало… Бабушка старалась на это время детей из дома обязательно отправить, чтобы они не знали, не видели этого ужаса. Того, как он ей в своем истинном облике является… Но они уже знали, что творится что-то неладное. Все, кроме тетки. Ей так и не рассказали. Бабушка прожила так двадцать лет, а после... Ее нашли здесь, в доме. А дверь была не заперта… Моя мать, Шура и твой отец сразу поняли, что произошло. Наследниками были они все, но учитывая обстоятельства, они отказались. В пользу тетки. Все разом. Щедрый жест, не так ли? Если не знать, что творится в этом доме… Бабушку нашли как раз пятого сентября. Получается, год тетка пожила здесь спокойно, а потом узнала, что утаили от нее сестры и брат. Страшная правда, не так ли?... Но она, как и бабушка, привыкла жить здесь, не стала бросать дом. А потом оставила его нам…