Ломяго обиделся:
— Ты что, ненормальным меня считаешь?
Шиваев объяснил: психолог не психиатр, и не в поликлинику надо идти или в больницу, а создана при ГУВД целая психологическая служба. И она помогает сотрудникам решать душевные проблемы.
— Да нет у меня никаких проблем, тем более душевных!
— Как хочешь, Игорек. Просто мало ли... Помнишь Дедюхина? Тоже вот так чего-то задумался, ходил смурной, а потом жену и кошку из пистолета расстрелял, сам с третьего этажа. Главное, и жена и кошка выжили, а он башкой об асфальт — и сразу.
— Не дождетесь! — сказал на это Ломяго.
Шиваев обиделся:
— Будто кто-то ждет! Ему по-дружески говорят, а он...
И Ломяго, поразмыслив, пошел-таки к психологу.
В коридоре, перед дверью с табличкой «Психолог Д. И. Акулов» сидела небольшая очередь, и все стеснялись друг друга, будто пришли в вендиспансер. И очень уж долго принимал каждого посетителя психолог. Ломяго схитрил: сказал, что отойдет на минутку, а сам, выйдя, купил пива, взял газету, сел на лавку в ближайшем сквере, прихлебывал пиво, курил, читал. Загадал: если вернется, а очередь прошла, значит не судьба.
Но, когда вернулся, из кабинета выходил как раз тот человек, за которым он занимал.
Пришлось войти.
Д. И. Акулов, совсем еще молодой человек, лет тридцати, высокий, красивый, уверенный в себе (вот уж у кого точно нет проблем!), встретил Ломяго радушно и участливо, но Ломяго это не понравилось: так с больными себя ведут.
— Ну что, ж Игорь Денисович, поговорим? Должен сообщить вам, что все сказанное здесь останется между нами. Тайна исповеди, так сказать!
Ломяго и эти слова не понравились. Исповедоваться он не собирается. А что касается тайны — ага, бреши больше. На бланке у тебя, между прочим, уже моя фамилия записана. И черт тебя знает, что ты еще там понапишешь. И любой, кто захочет, кому понадобится, сможет все это запросто прочитать.
И тут Ломяго догадался, что закадычный дружок Шиваев его элементарно подставил. Обвел вокруг пальца, как дурачка. Уговорил пойти к психологу — и теперь абсолютно неважно, что там напишет этот Д. И. Акулов, важен сам факт посещения. Пошел к психологу — значит сам признал: что-то не так. А если сам признал, то другим тем более карты в руки. Ах дурак, ну и дурак!
— Извините, — сказал Ломяго, вставая. — Я ошибся кабинетом.
— А я так уверен, что не ошиблись! — заявил психолог, пытливо заглянув в глаза лейтенанту и изображая из себя знатока человеческих душ. Но в душах Ломяго и сам знаток, на арапа его не возьмешь. И он спокойно ответил:
— Мне лучше знать вообще-то.
— Самое распространенное заблуждение! — тут же воскликнул психолог. — Вы и десятой доли в себе не знаете! Побеседуем — и будете знать если не всё, врать не буду, но еще одна десятая доля прибавится! Для вашей же пользы!
— Что для моей пользы, я сам как-нибудь соображу.
— Зачем же вы тогда пришли?
— Я же сказал: ошибся, — сказал Ломяго, сознавая, что в этом слове заложен двойной смысл.
Ошибся, сглупил, вот в чем проблема, но в ней он разберется единолично, без всякого психолога.
23
— Ладно, — сказала Полина Шацкому. — Ладно, признаюсь. Понимаешь, я не верила, что ты влюбился. Но замуж я за тебя не могу. У меня другие планы. Пожить с тобой могу, если хочешь.
— Очень хочу.
— Ладно. Тогда признаюсь. Я боюсь.
— Чего боишься?
— Что обманешь. Мне гарантию хорошо бы.
— Денег, что ли?
— Да. Только не обижайся.
— И сколько?
— Ты вообще знаешь, сколько девушки с моими данными берут?
— Не знаю, — соврал Володя. — Но я тебя хочу женой сделать или подругой хотя бы, а не любовницей за деньги.
— Я не собираюсь с тебя все время тянуть. Но один раз — для гарантии.
— Сколько.
— Три тысячи.
— Немало.
— Твое дело.
— Хорошо. Согласен. Но я тоже попрошу аванс. Сама понимаешь. И сейчас же.
— Прямо здесь, что ли?
— Зачем, домой ко мне поедем.
— Ладно. Но, извини, сначала деньги.
— Вот дома и рассчитаемся. Бл.., — влюбленно выругался Володя, — что со мной творится? Я ведь терпеть не могу расчетливых девушек! А тебе все прощаю.
— Я не расчетливая, я предусмотрительная.
Вечером Полина передавала деньги Васе.
— Ага, — сказал он. — Все-таки решила, чтобы наверняка?
— Да.
— Ну, отлично. Тебе как, труп сфотографировать или на слово поверишь?
— Поверю на слово.
— Особые пожелания будут?
— Какие еще пожелания?
— Ну, недавно тоже одна тетка попросила одного мальчика успокоить. Он ей изменил, а она обиделась. Но попросила, чтобы лицо не трогать. Говорит, хочу на него последний раз в гробу полюбоваться.
— Тьфу, придумываешь х... знает что!
— Если бы придумывал...
24
Самир наконец дождался ответа Тимура Ахмеджановича. Тот слегка прихворнул, работал в своем загородном доме, туда и позвал к себе Самира, что было и высочайшей честью, и знаком особой важности затронутого вопроса.
Этот дом с галереями, белый, с внутренним двором, напомнил Самиру о родине. Дожидаясь Тимура Ахмеджановича, который плавал в бассейне, Самир сидел в тени дикого винограда за столиком, куда ему принесли чай и фрукты, смотрел на два облачка, одиноко повисших в голубом небе, и ему подумалось: в природе все хорошо и правильно, зачем люди не умеют так же? Зачем портят себе и другим жизнь? Почему не умеют договориться?
Тимур Ахмеджанович появился.
— Позвоночник, — сказал он. — Врачи сказали — осторожная гимнастика и как можно больше плавать. Чувствую, буду жить в воде, как дельфин, мне только в воде хорошо.
— У меня отличный мануальщик есть, — сказал Самир из вежливости, понимая, что у Тимура Ахмеджановича свои мануальщики, самые лучшие. Тот подтвердил это, махнув рукой и сказав:
— Э!
Дескать, знаем мы этих мануальщиков-шмануальщков, никакого толка! И заговорил о деле.
— Странная история. Никто не говорит причин. Это даже подозрительно как-то.
— Может, у них кампания такая?
— Я бы знал.
— А что говорят, если не секрет?
— Говорят: обнаружили злоупотребления, вот и проводим мероприятия.
— Очень смешно, — деликатно улыбнулся Самир. — Почему тогда они их везде не обнаруживают?
— В этом и вопрос. Из твоих никто не насолил лично какому-нибудь местному начальнику?
— Нет.
— То есть причин на вас разозлиться не имеется?
— Не имеется. Все делаем правильно, платим что надо куда надо и кому надо. У меня есть мнение, Тимур Ахмеджанович.
— Говори.
— Я думаю, это армяне нашли ход. Не знаю, к кому, но нашли. Они давно хотят нашу стоянку купить. Они на этом месте заправку хотят поставить.
— Сам с ними не общался?
— Они давно не приходили. Я даже думал, почему не приходят? Ясно: армяне.
— Да, — согласился Тимур Ахмеджанович. — Больше некому.
— Точно они.
— Ну, тогда буду искать, на кого они вышли.
— Найдите, Тимур Ахмеджанович. А мы, конечно, с нашей стороны...
Тимур Ахмеджанович поморщился и поднял руку, прекращая слова Самира, суть которых знал наперед:
— А, перестань!
Действительно, зачем говорить об очевидном?
Часть IV
Финал. Эпилог. Приложение
Финал
1
Юрий Иванович включал телефон раз вдень: позвонить жене и сказать, что командировка затягивается. Обычно она начинала его упрекать: уехал неожиданно, не предупредил, не говорит толком, где находится, что за секреты? Это должно было убедить Карчина в том, что Лиля скучает. Но он чувствовал, он слышал сквозь ее голос: ей одной вполне хорошо.
На этот раз Лиля сообщила с тревогой (потому что неприятности мужа могут обернуться неприятностями для нее), что несколько раз домой звонил разгневанный Линьков, ищет его, спрашивает, почему отключен мобильный телефон.
Карчин тут же перезвонил Линькову.
— Роман Валерьевич, это Карчин...
Линьков тут же закричал с мощью бывшего прораба, привыкшего перекрикивать шумы стройки: