Нарвские дружинники собирались у деревянного здания путиловского театра. Здесь шла раздача подсумков с патронами и пулеметных лент. Однозарядные берданки заменялись густо смазанными винтовками, привезенными с Охтенских складов.
У стен театра рабочие счищали смазку с винтовок, прилаживали к ним ремни, переобувались и, по-походному подпоясавшись, шли разыскивать своих командиров.
Со всех сторон доносились слова переклички:
— Рубахин!
— Здесь.
— Васильев!
— Я.
Отряды, собравшиеся полностью, получали предписания и строем уходили: одни — в Смольный, другие — к солдатским казармам, третьи — к разъездам железнодорожных путей.
Отряд, в котором находились Дементий Рыкунов, Василий Кокорев и парни с Чугунного переулка, собрался полностью, но его почему-то никуда не посылали. Молодые кузнецы пошли к начальнику районного штаба и с обидой спросили:
— Что же о нас не вспомните?
— А вы раньше батьки в пекло не лезьте, — ответил тот. — Нам молодой да крепкий рабочий дубняк в резерве нужен. Начнет где-нибудь припекать, мы и скомандуем вам «В ружье!. Становись!. Бегом марш!» Ну и поспевайте со всех ног туда, где наших теснят, сшибайте врага и гоните. А пока можете идти отдыхать в свой клуб. Когда понадобитесь, — вызовем.
***
Смольный, бывший институт «благородных девиц», превратился в штаб революции. Сюда со всех сторон стекались на грузовиках и в пешем строю отряды Красной гвардии.
За все свое стопятидесятилетнее существование институт, выпускавший дочек дворян, воспитанных «в послушании богу и преданности монарху», еще не видел в своих длинных сводчатых коридорах столько народа. Его стены сотрясались от топота тяжелых сапог, от лязга оружия и гула голосов.
Члены Военно-Революционного комитета, разместившиеся на третьем этаже в комнатах, где еще недавно жили классные дамы, принимали командиров рабочих дружин и посылали сводные отряды для окружения и захвата вокзалов, мостов через Неву, почтамта, телефонной станции.
Комиссар только что отремонтированного крейсера «Аврора» — матрос Белышев — получил предписание вывести корабль на Неву и любыми средствами восстановить движение по Николаевскому мосту, захваченному юнкерами.
Кочегары подняли в котлах пары, механики прогрели машины, а новый командир крейсера — обрусевший швед, старший лейтенант Эриксон — вдруг заартачился.
— Помилуйте. — сказал он, — у нас нет навигационных карт. Я не знаю невского фарватера. Река с начала войны в пределах города не углублялась, а она известна илистыми отложениями. У нас большая осадка, сразу же сядем на мель. Кроме того, не следует забывать о ненависти правительства к флоту. Вы знаете, что нас ждет за самовольные действия?
— Знаю, — ответил Белышев. — Но приказ выполню.
Комиссар пошел посоветоваться в судовой комитет. Там старшина рулевых, узнав об опасениях Эриксона, вызвался промерить фарватер ручным лотом.
— И я пойду, — сказал Филипп Рыкунов. — Мне Нева с детства знакома.
Подобрав гребцов, они спустили шлюпку на воду и, взяв с собой аккумуляторный фонарик, так заклеенный черной бумагой, что оставалось лишь крошечное отверстие, отплыли в кромешную тьму.
Комиссар не уходил с верхней палубы. Рядом с ним толпились и матросы. Они прислушивались, не поднимется ли стрельба со стороны Николаевского моста, но кругом было тихо.
Военно-Революционный комитет отправил в базу Балтийского флота — Гельсингфорс — условленную телеграмму из трех слов: «Центробалт. Дыбенко. Высылай устав». Это означало, что в Петроград надо немедля двинуть боевые корабли и отряды моряков.
Нужно было вызвать и кронштадтских матросов, но с ними не договорились о шифре. А в телефонограмме с открытым текстом многого не скажешь. Решили с нарочным послать секретный пакет. Но кто его доставит? Это мог сделать лишь смелый и опытный моряк, который бы сумел обмануть юнкеров, занявших мосты на Неве, и на катере прорваться к морю.
Военно-Революционному комитету доложили, что в Смольный прибыл матрос, привезший листовки кронштадтцев, призывающие к восстанию.
— Зовите его сюда, — сказал дежурный. Вскоре на третьем этаже появился моряк. На его бушлате поблескивали дождевые капельки.
— Член Исполкома Кронштадтского Совета матрос Проняков прибыл в ваше распоряжение! — доложил он и вытянулся, как полагалось по уставу.
Моряк не вызывал сомнения. «Такой прорвется», — решил дежурный. Он вытащил из стола пакет и предупредил:
— Кронштадтцы должны прибыть завтра не позже полудня. «Авроре» приказано стать на Неве… Впрочем, все это изложено в приказе Военно-Революционного комитета. Пакет надо доставить немедля и в полной сохранности.
— Есть! — вскинув руку к бескозырке, ответил Проняков. Он запихал пакет в боковой карман бушлата, круто повернулся и, придерживая рукой висевший на правом боку маузер, поспешил к выходу.
Через десять минут по темной Неве, вздымая пену, помчался буксирный катер с погашенными ходовыми огнями.
Темнота над рекой сгущалась. Пошел мелкий снег. В окнах прибрежных домов светились огни, отражавшиеся на воде рябыми бликами.
Катер благополучно миновал Литейный мост, Троицкий... оставалось еще два. Проняков, напрягая глаза, вглядывался в туманную мглу. Огромный мост, перекинутый через Неву, казался пустым, но моряк на всякий случай сказал рулевому:
— Подбавь ходу!
Тот нагнулся к раструбу переговорной трубы и вполголоса произнес:
— В машине!
— Есть в машине! — донесся снизу ответ.
— Подходим к Дворцовому. Пар не травить, приготовиться к полному.
— Есть к полному!
Патрулей на середине моста не оказалось, заставы юнкеров были на дальних концах. Катер проскочил под высоким пролетом и помчался дальше, оставляя за собой серебристый след.
Последний мост был разведен у правого берега. Рулевой направил катер в средний пролет.
На мосту сразу же забегали темные фигуры в шинелях, послышались грозные голоса:
— Стой! Нельзя под мост!
— Как это нельзя? — притворно возмутился Проняков. — Мы по приказу!
— Пароль?.. Стрелять будем! Моряк, не слушая юнкеров, скомандовал:
— Полный вперед!
Катер дернулся и, обдав патрулей дымом, влетел под мост.
Через несколько секунд он выскочил с другой стороны и, разбрасывая воду, словно на крыльях, понесся дальше.
Вслед раздался выстрел, за ним другой, третий… Пули звякали по железу, с визгом проносились над рубкой. Но катер не останавливался.
Вскоре он был так далеко, что с моста его уже трудно было различить.
— Пронесло, — облегченно сказал Проняков. — Теперь дойдем без происшествий.
Он. нащупал пакет в кармане и рукавом бушлата вытер пот со лба.
***
Прошло больше часа, как от «Авроры» отвалила шлюпка. Комиссар и матросы, поджидая ее, укрылись от ветра за трубой.
Резкий ледяной дождь то затихал, то вновь начинал хлестать. Офицеры не показывались на верхней палубе, они сидели в теплой и уютной кают-компании.
Неожиданно со стороны Николаевского моста послышалась частая стрельба, но она быстро смолкла.
— Не по нашим ли стреляли? — забеспокоился комиссар. — Что они так долго?
Наконец, наблюдатель известил:
— С Невы сигналят!
— Запроси, — кто?
Сигнальщик защелкал заслонкой фонаря. В ответ несколько раз мигнул из туманной мглы тусклый огонек.
Вскоре из темноты выплыла шлюпка и подошла к борту.
Матросы подхватили старшину рулевых и втащили на палубу.
— Так что... вызывай командира на мостик, — прерывистым голосом сказал продрогший старшина. — Промерил почти до моста. Глубины подходящие, даже с запасом...
И он протянул комиссару чуть подмокший чертеж реки, испещренный только что нанесенными цифрами.
С этим листком члены судового комитета пошли в кают-компанию. Но Эриксон и на этот раз отказался вести корабль.
— Я против насилия и не намерен участвовать в гражданской войне, — сказал он.