И вот здесь, с высоты, Василий увидел Неву в багровых отсветах, лучи прожекторов «Авроры» и огромную площадь, заполненную вооруженным народом.
Глава двадцать восьмая
МИР ВСЕМ НАРОДАМ
Когда на мраморных лестницах, на площадках и в вестибюлях затихли бои, когда настежь распахнулись сотни дверей Зимнего дворца, Василий Кокорев спустился вниз. С винтовкой на плече, он проходил по ярко освещенным и богато убранным царским покоям, в которых толпились красногвардейцы, блуждал по коридорам, по переходам и, наконец, понял, что во дворце, где множество комнат и залов, не скоро найдешь Дементия.
Вспомнив о Кате, Кокорев стал пробираться к главному выходу. На широкой лестнице из белого мрамора он увидел, как сквозь строй вооруженных рабочих и солдат цепочкой выводили под конвоем арестованных министров.
Василий сбежал за конвоирами по лестнице, стороной обошел толпившихся у входа красногвардейцев и направился к арке Главного штаба.
Катя ждала его в условленном месте.
— Я вся застыла, — сказала она. — Думала, не придешь.
— Я Дему искал. Исчез куда-то.
— Дема здесь проходил, я видела; он матроса в перевязочную тащил.
— Мы сейчас, наверное, их не найдем?.
— Нет, раненых в госпиталь повезли.
— Тогда пошли, посмотришь, как цари жили. Взяв Катю за руку, Василий повел ее через
площадь к сиявшему огнями дворцу.
Моросил мелкий дождь, но люди не обращали на него внимания. Громко разговаривая и смеясь, они толпились повсюду.
В Зимний уже было не пройти: у входов появились строгие часовые.
— Нельзя, — говорили они. — Потом насмотритесь.
Идти домой не хотелось. Разве уснешь в такую ночь! Катя предложила пойти к Неве.
Обогнув садик, они свернули на набережную и, держась за руки, пошли к Зимней канавке. Навстречу им двигались без всякого строя отряды дружинников, возбужденные солдаты, катившие по мокрым торцам мостовой пулеметы, и матросы. На Неве виднелись корабли, около которых сновали катера. Над стеной Петропавловской крепости, словно багровая звезда, светился сигнальный огонь.
— Даже не верится, что с рассветом начнется новая жизнь, — сказала Катя. — Какая она будет? Прежде мне казалось, что, когда власть станет нашей, — все вокруг изменится… и люди подобреют. А сейчас вместе с радостью я ощущаю тревогу. Юнкера говорили, что Керенский с утра уехал за войсками. Они ведь могут напасть на нас ночью.
— Не беспокойся, теперь врасплох не застанут. На Троицком мосту толпилось столько народу,
что Катя и Вася решили не толкаться и пошли дальше. Миновав Летний сад и пройдя мост через Фонтанку, они увидели бегущий по Неве катер. Вместе с дымом из трубы его по ветру летели искры.
— Сможем ли мы когда-нибудь хоть на таком кораблике уехать далеко-далеко? — сказала Катя. — И только вдвоем, чтобы никого больше.
— Ты этого хочешь? — спросил Вася, вглядываясь в ее лицо. — Сможем! Только давай дадим слово всегда быть вместе… не разлучаться.
— Согласна! — Катя вложила свои маленькие руки в его ладонь и с шутливой торжественностью произнесла: — Даю клятву не разлучаться… Никогда!
— Никогда! — повторил он.
Ветер не унимался; он рвал одежду и время от времени сек лица колкой ледяной крупой, но девушка и юноша не чувствовали холода. Им приятно было шагать, тесно прижавшись друг к другу.
На Литейном мосту, где порывы ветра стали сильней, Катя вдруг заметила, что у Василия распахнута тужурка и расстегнут ворот рубахи.
— Как тебе не стыдно! — испуганно сказала она. — Ты разгорячен, можешь простудиться.
Она повязала его шею своим шарфом, застегнула куртку на все пуговицы и решительно сказала:
— Пойдем к моей бабушке. Я напою тебя горячим чаем.
— Но сейчас же ночь!
— Ночь прошла, скоро начнет светать. А бабушка встает рано.
Они прошли на Выборгскую сторону и, добравшись до бабушкиного дома, постучали в подвальную дверь. Старуха уже суетилась на кухне у весело потрескивающей плиты.
— Откуда это вы, полуночники? — удивилась она.
— Погреться пришли, — ответила Катя.
— А отца-то видела, гулена?
— Он здесь?!
— Как же, на съезд приехал. Выбрали, говорит, всей дивизией. Некогда было даже поесть. Так с винтовкой и ушел. Я постель приготовила, а его все нет и нет. Не на Болотную ли пошел?
— Я ведь дома не была, — призналась Катя.
— А где же ты всю ночь колобродила?
— Вот с ним министров из Зимнего выживали.
— Вам все хаханьки, а там, говорят, из пушек стреляли.
— Разве? — переспросила Катя. При этом она с таким лукавством взглянула на Васю, что тот не удержался, и они расхохотались.
— А ну вас, озорники! — притворно рассердилась на них бабушка. — Садитесь лучше за стол. Кроме бруснички к чаю, не обессудьте, ничего не будет.
Молодые гости с большой охотой пили горячий чай с брусникой и никак не могли утолить жажду. От кухонного тепла Катю так разморило, что глаза начали слипаться.
— Э-э! Да вы оба носами клюете, — заметила бабушка. — Укладывайтесь-ка спать. Ты можешь на мою постель, — сказала она внучке. — А он пусть устраивается на той, что я Дмитрию Андреевичу приготовила.
Василий и Катя, добравшись до мягких постелей, с наслаждением вытянулись и очень быстро уснули.
Сон был неспокойным: они, как наяву, слышали свист пуль, грохот корабельной артиллерии, завывание ветра, крики «ура», видели вспышки разрывов… Но чувство радости не покидало их даже в забытьи.
Спали они долго. Лишь в полдень первой проснулась Катя. Узнав от бабушки, что отец еще не появлялся, она быстро оделась, умылась и пошла будить Василия.
Юноша спал сладко, по-детски разбросав руки. И Кате вдруг стало жалко его. «Я ведь должна заменить ему мать, — подумала она. — Что бы она сделала на моем месте? Не разбудила бы, конечно, нет. Пусть спит, ему полезно».
Оставив Василия в постели, она поехала на Болотную улицу, но и туда, оказывается, отец не приходил. Это обеспокоило: «Не участвовал ли он в захвате Зимнего? Может, ранен или убит? Надо идти искать».
Боясь, что Вася проснется без нее и уйдет домой, Катя поспешила вернуться к бабушке. Василий уже был на ногах. Узнав, чем встревожена Катя, он стал успокаивать ее:
— Ничего не случилось. Он на съезде. Я слыхал, что делегаты в Смольном собираются и живут там. Хочешь, вместе съездим и узнаем?
— Едем.
Короткий осенний день уже угасал. Трамваи по Выборгской стороне не ходили, и уличных фонарей никто не зажигал.
Катя с Васей в темноте добрались до Литейного моста. Там стояли патрули — солдаты и рабочие с красными повязками на рукавах.
— Вам куда?
— В Смольный по вызову, — ответил Вася, Старший из патрульных посмотрел на его винтовку, висевшую на правом плече, ни о чем больше не стал расспрашивать и приказал:
— Пропустить двоих!
Пройдя Литейный мост, юноша и девушка свернули на Шпалерную улицу и пешком пошли к бывшему институту «благородных девиц».
В этой части города было тихо. Лишь кое-где виднелись пешеходы да в окнах постепенно загорались огни. Обыватели, видимо, боясь грабежей, запирали ворота и не показывались на улице.
Площадь у Смольного походила на военный лагерь. Здесь пылали огромные костры, стояли бронированные автомобили, в садике дымили походные кухни и бренчали котелками солдаты.
Все окна Смольного ярко светились. На каменной площадке у главного входа виднелись пулеметы и стояли часовые. Увидев у крайней правой двери знакомых путиловцев, Василий подошел к ним и сказал:
— Эта девушка с Выборгской стороны. Она отца разыскивает. Он делегат съезда.
— Ладно, проходите.
Длинные коридоры Смольного были заполнены народом. Пахло махоркой, мокрым солдатским сукном и свежим хлебом, который разносили по отрядам.
Солдаты, рабочие и матросы, ждавшие приказаний Военно-Революционного комитета, сидели вдоль стен на скамейках и просто на полу. Одни чистили оружие, другие ели хлеб с селедкой и пили чай, — третьи, дымя цигарками, рассказывали о недавних происшествиях.