— Я, Миша, прошусь на корабли. Как ты смотришь на такое дело?
— Отрицательно. У начальства хлопот и без тебя хватает. Наверняка не переведут.
— Уже перевели! Назначили командиром отряда тральщиков, завтра перебираюсь на катера!
— А если перевели, то зачем у меня совета спрашиваешь? — немного обиделся Норкин.
— Так просто… Прямо-то похвастаться было неудобно. Друзья взглянули друг на друга и рассмеялись.
— Смотрите, смотрите, сколько самолетов летит! — крикнул кто-то позади Норкина.
Самолеты шли над левым берегом Волги, по восточной части неба. Их было несколько десятков.
Над Сталинградом часто пролетали краснозвездные самолеты, и сейчас все гуляющие с радостным оживлением на лицах вглядывались в сверкающее, белесое от зноя небо, силясь разглядеть чуть темнеющие точки.
— Ух, и дадут фашистам! — крикнул мальчишка, промчавшийся мимо на роликовых коньках.
В неясно обозначившихся силуэтах самолетов было что-то знакомое, и Норкин с тревогой вглядывался в их очертания. Вот один самолет немного изменил направление полета, и тогда стали отчетливо видны выступающие вперед моторы. Самолеты напоминали хищных птиц, выпустивших когти. Теперь уже не было сомнения, что к городу приближались «Юнкерсы».
Норкин не успел еще сообщить Лене свою догадку, как в городе завыли сирены, загудели заводы и паровозы, и из громкоговорителя донеслись слова:
— Внимание, внимание! Воздушная тревога! Воздушная тревога!
Набережная мгновенно опустела: люди скрылись в щелях или заняли места на постах местной противовоздушной обороны.
Тревожно гудели у причалов пароходы. Торопливо, захлебываясь, затакали «Максимы», на боевых нотах включились в общий хор крупнокалиберные пулеметы и, заглушая все, ударили пушки. Небо покрылось черными и белыми облачками разрывов. Между ними метеорами мелькали трассирующие пули.
А самолеты шли и шли…
— Бежим? — Леня вопросительно посмотрел на Норкина. Тот отрицательно покачал головой.
Бежать не было смысла. Самолеты уже находились над серединой Волги. Вдруг от них отделились черные точки. Секунду они летели под самолетами, а затем устремились к земле. Воздух наполнился холодящим кровь воем, грохотом разрывов и свистом осколков.
Норкин по звуку определил, что бомбы упадут далеко от них, и остался сидеть на скамейке.
Спустя минуту, когда еще не осела пыль, взметнувшаяся к небу, по пустынным улицам, оглашая их звоном колоколов и воем сирен, пронеслись пожарные машины и кареты «скорой помощи».
На железнодорожных путях, около причалов, загорелись вагоны. Из щели, что проходила почти у самой насыпи, выскочил мужчина в белой рубашке с засученными по локоть рукавами. За ним другой в майке с голубой полоской динамовца на груди, женщина в зеленом платье, потом еще, еще и скоро люди облепили горящие вагоны, отцепили их от состава и оттащили в сторону. Белая рубашка мужчины стала черной.
Пароходы, стоявшие у причалов, поспешно отдали швартовы и вышли на середину реки. Еще раньше метнулись от берега тральщики. Норкин узнал их издали. Те, что побывали на тралении, выгодно отличались от своих собратьев. Они носились по реке, искусно лавируя между водяными столбами, поднятыми взрывами бомб. Отстреливаться от самолетов им было не ново, и они маневрировали спокойно, умело, непрерывно ведя огонь и помогая соседям. Каждое их движение говорило о том, что оно сделано сознательно.
— Славно пишут! — вырвался у Лени восторженный возглас.
Самолеты исчезли. Смолкли зенитные пушки и пулеметы Пароходы снова подошли к причалам, и поток грузов устремился в их открытые трюмы.
Норкин с Селивановым зашли в штаб. Дежурный сказал им.
— Вам же приказано ждать особого распоряжения? Значит, ждите, но из дома ни шагу. Можете понадобиться в любую минуту.