Клятвой звучали слова песни.
К линии фронта приехали ночью. Тихо. Не слышно даже артиллерийской стрельбы. Только изредка поднимавшиеся над Доном ракеты напоминали о войне, да под ногами временами гремело железо. Здесь недавно был бой, и не весь металлический лом еще успели убрать.
Неожиданно из тишины вышел солдат, закутанный в плащ-палатку как в бурку; он козырнул и доложил:
— Прибыл в ваше распоряжение по приказанию комбата.
Проводник пришел очень кстати. Трудно ночью на передовой разыскивать адресат, если днем-то можно пройти мимо него и не заметить.
— Осторожно — мины, — сказал проводник, сворачивая на чуть заметную тропку.
След в след шли матросы. Словно плыли они по воздуху, так легок был их шаг.
— Хорошо идут, — заметил солдат, и его слова для Норкина были дороже благодарности: солдат-фронтовик по походке узнал товарищей и проникся к ним уважением.
В лесочке солдат остановился около одного из деревьев и показал Норкину на темневшую у его ног яму.
— Вам сюда… Осторожно. Ступеньки!
Норкин ощупью нашел дверную ручку и вошел в землянку. Она ничем не отличалась от других землянок, которые ему приходилось видеть раньше. Разве только белые «банты» на койках.
— Пожалуйста, располагайтесь как дома, — сказал капитан, находившийся в землянке. — Комбат придет с ми-еуты на минуту. Да вот и он!
В землянку весело насвистывая, вошел высокий командир. Небрежным жестом он бросил на койку пилотку, полевую сумку и шагнул к Норкину, протягивая руку.
— Давайте, — сказал командир и замер с протянутой рукой. — Мишка! Мишка Норкин!
— Козлов! — крикнул Норкин, и они бросились друг к другу.
Много напомнила встреча. Перед глазами проплыли берега памятной речки, окружение, могила Кулакова…
— Помнишь?
— Знаешь, как мы их!
— Этот теперь далеко шагнул!
— А ты как сюда попал? — только и было слышно первое время.
Вопросы задавали иногда оба сразу и снова спрашивали, не дождавшись ответа.
Наконец немного успокоившись, Козлов сказал, поворачиваясь к столу:
— И чего мы торчим столбами, когда можно присесть?.. Ого! Узнаешь настоящего фронтовика? Смотри, что здесь появилось!
На столе вместо карты уже лежала простенькая скатерть, а на ней стояли фляга и стаканы.
— Молодец, Сахаров! Сразу понял, что треба при встрече старых друзей!.. А вы знакомы? Это, Миша, моя душа — комиссар. Он для меня, что Лебе…
Козлов проглотил конец слова, мельком взглянул на Михаила и заторопился:
— Выпьем по чарочке?
— Сначала людей устрою.
— Сиди! Я уже распорядился. Через фронт пропущу завтра, а сегодня ты мой гость… Хочешь сполоснуться с дороги? Идем.
Смыв дорожную пыль, Норкин почувствовал себя бодрее и с интересом рассматривал вытиравшегося Козлова.
— Что, дружок, глазами на меня уставился? Изменился? Изменился, Миша, изменился… Умер прежний Козлов.
— Я и то смотрю, что Федот, да не тот.
— Точно! Вот именно не тот Федот!.. Умер прежний.
— Хоть ты и сильно изменился, но старый Козлов еще жив. Его скоро не доканаешь.
— Ничего старого нет! Я тебе говорю…
— Не горячись и не кричи. Вот уже один старый грех… И еще один я заметил.
— Брось? Скажи.
— Ты теперь даже ходишь не сутулясь, но зачем сумку И пилотку бросил на койку?
— Опять попался! — воскликнул Козлов, вешая на гвоздики пилотку и сумку. — Давно со мной такое не случалось… Давай выпьем для ясности вопроса, а?
Норкин сел к столу. А Козлов бережно разлил вино по стаканам, поставил их рядом, проверил, всем ли налито одинаково, и сказал:
— За что выпьем?.. За дружбу… Чтоб лопнули гит-леряки… Чтоб выпить нам еще и после войны!
Быстро летит время за беседой. Сахаров незаметно поднялся и вышел, а Козлов и Норкин по-прежнему сидели за столом, навалившись на него локтями.
— Многое, Миша, я понял за эти месяцы. Многому научился… Какими мы были «зелеными» в начале войны! Эх, сейчас бы нам с тобой начать, а?.. Я теперь всю жизнь пересмотрел заново, да не просто пересмотрел, а через увеличительное стекло! Каждый шаг проверил…
— И нашел фальшивые?
Козлов выпустил очередь колечек махорочного дыма и внимательно следил за тем, как они, кружась и изменяя форму, плыли вверх и терялись в синеватой пелене. Казалось, что он забыл, не слышал вопроса Норкина, но немного погодя Козлов вздохнул, сунул окурок в банку из-под консервов и ответил: