Когда на озере не было волны, я видел далеко на воде больших серых птиц. Это были сторожкие и пугливые чернозобые гагары. Иногда гагары чуть-чуть приподнимались над водой, раз-другой показывали свои белые подкрылья, и тогда мне всегда казалось, что на темной таежной воде вдруг распустились яркие таинственные цветы. Белый огонь раскрытых крыльев быстро гас, цветы закрывались, и гагары опять принимались за рыбную ловлю.
Частенько я отправлялся на лодке поближе посмотреть на этих птиц. Я плыл осторожно, незаметно крался вдоль берега. Казалось, совсем немного — и мне удастся как следует рассмотреть двух маленьких занятных птенцов-гагарят… Но взрослые гагары всякий раз успевали заметить меня. Они быстро-быстро плыли в разные стороны, вытянув длинные гибкие шеи, — и над озером раздавался долгий и печальный звук, очень похожий на стон человека. Родители, подав сигнал тревоги, тут же ныряли глубоко в воду. А птенцы по сигналу тревоги выскакивали на берег и прятались в кустах.
Я хорошо знал, что маленьких гагарят можно отыскать. Стоило остановить лодку и внимательно осмотреть берег, и тогда где-нибудь на камне, поднявшемся среди воды, ты мог увидеть неподвижно сидящего темно-коричневого птенца. Цвет его пушистой шубки сливался с красками мокрого валуна, сверху гагаренок совсем был незаметным, и только с воды удавалось разобрать, что на камне вдруг появился маленький комочек.
Я никогда не беспокоил птенцов и при первом же крике-тревоге тут же отступал. Родители-гагары появлялись из воды далеко от моей лодки, осматривались по сторонам, не видели прежней опасности, и вместо стона из дальнего угла озера доходил ко мне звонкий и отчетливый сигнал отбоя. «Ку-ку-вы. Ку-ку-вы», — по очереди оповещали гагары тайгу о том, что враг наконец отступил.
Сегодня я не еду к гагарам. Я жду их у невысокой гряды камней, что делит озеро на две примерно равные части, на два угла. И в каждом углу озера обитает свое семейство быстрых, чутких птиц…
Над озером еще низко лежит мокрый и густой туман. За туманом пока не видно каменной гряды — еще надо ждать, ждать тихо и незаметно… Седые клочья тумана постепенно редеют, ползут к берегам — и вот уже видно тайгу — тайга медленно занимается утренним светом. Туман становится все прозрачнее — и наконец я вижу птиц. С обоих концов озера к камням направляются гагары — пара гагар появляется слева и пара гагар справа от каменной гряды. Кажется, что эти птицы не замечают друг друга и не собираются встречаться — кажется, они просто что-то рассматривают в воде, как, во время рыбной ловли, не находят разыскиваемого и все ближе и ближе подвигаются к каменной границе.
До камней остаются метры. Между птицами естественная граница. И тогда одна из гагар вытягивает шею и высоко поднимает голову. Шея, голова, клюв — будто одно целое, и громкое чистое «ку-ку-вы» начинает на озере новое утро.
«Ку-ку-вы», — кричит птица справа. «Ку-ку-вы», — отвечает сосед слева. И вот уже все четыре гагары оповещают друг друга, что и сегодня они тоже вступили во владение своими хозяйствами.
Три, четыре, пять минут продолжается утренний ритуал, ритуал — «утверждение границы». Соседи успели обо всем договориться и теперь чинно, не торопясь расплываются по своим «домам», возвращаются к своим птенцам.
Иногда над озером появляются и чужие гагары. Обычно это бывают птицы-одиночки. Они ничего не знают об утреннем договоре, и, когда слишком близко опускаются к воде, хозяева беспокойно спешат на открытое, видное отовсюду место, чтобы оттуда во всеуслышание заявить о своем исключительном праве на занятую территорию.
И право собственности на занятую территорию признается безоговорочно. Хозяйство остается неприкосновенным — его границы никогда не нарушаются соседями, и ни одна чужая птица не опускается на озеро до тех пор, пока птенцы владельцев озера не научатся летать.
Горластые, пронырливые дрозды-рябинники изводили меня своим верещанием. Трескучий концерт, который начали они еще в мае, в летние дни и в светлые летние ночи Севера, не прекращался ни на минуту. От дроздов нельзя было спрятаться даже за дверью охотничьей избушки — суматошные птицы разместились целой колонией над крышей моего лесного домика.
«Колонисты» шныряли по кустам, устраивали организованные набеги на мою кухню, как могли, издевались над моей собакой, но всегда оставались на вид мирными, хотя и несколько экспансивными… Но вот над моей крышей раздается громкий сигнал тревоги. Вскрикивает одна птица, за ней следом сразу две — и цепная реакция мгновенно взвинчивает всю колонию до состояния буйного помешательства: «Нарушитель! Нарушитель границы! Ну уж нет! Вон его!»