Наутро неотравленные куски мяса исчезли. Охотники ломали голову: как же так — столько волков расстались с жизнью, попробовав предательскую приваду. Почему же эта семья не поддается на ухищрения людей и не подходит к отравленной приманке?..
Осенью и зимой за волками усердно охотились, обтягивали места отдыха животных красными флажками, стерегли их около привад, ставили волчьи капканы, но победить хитрую и осторожную волчицу так и не смогли…
Этот рассказ надолго остался у меня в памяти. И наверное, он и помог мне задуматься о новых лесных тропах, которые очень хотелось пройти… Да, волки были хорошо изучены — так считали многие. Ученые знали средний вес этих животных, средние размеры шкуры, знали, что волки бывают матерыми, переярками и прибылыми, знали, через сколько дней волчица приносит в логове волчат… Но старый мудрый лесник рассказывал мне о другом — он по-своему верил, что хитрее волка нет животного…
Знал этот наблюдательный человек, что самый добродушный зверь в лесу — медведь, что самая пронырливая птица — ворона, что кошки бывают добрыми и злыми, а среди щук встречаются глупые и умные рыбины…
Наверное, над этим рассказчиком можно было и посмеяться, можно было сказать, что животных нельзя делить на добрых и злых, что ум рыб совсем не похож на ум человека, а пронырливость и добродушие — эти черты свойственны только людям… Но я никогда не делал этого, я только слушал, запоминал и учился у своего старшего друга видеть в животных большее, чем видели другие. И пожалуй, именно поэтому и в своих рассказах мне очень не хотелось заменять добродушие и злость, месть и обиды, верность, хитрость и благородство у животных строгими научными терминами.
Пусть я тоже немного отвлекся от требований строгой науки, пусть чуть-чуть, как скажут, очеловечил кое-где симпатичных мне животных, но ведь без такого условного очеловечивания зверей и птиц наши пернатые и четвероногие соседи никогда не станут нам ближе, мы никогда не полюбим их, не подойдем вплотную к их тайнам, никогда не установим тот замечательный контакт с нашими младшими братьями, который и приведет к настоящим открытиям.
Ведь привел же к открытию Мастерства Осторожности рассказ старого лесника о «хитрой» волчице. «Пронырливые» вороны оказались замечательными охотниками. «Расторопная» лиса неплохо уживалась рядом с людьми. «Любознательные» медвежата на «отлично» сдавали экзамены в лесных школах. А «глупые» утки в панике оставляли замечательные кормовые места при первой же опасности.
А детские игры животных, а походный строй стаи птиц… Обязанности вожака, всеобщая тревога и пограничные конфликты, военные действия и мирные договоры, испорченные вкусы и дурные наклонности… Разве нельзя отправиться в дорогу-поиск именно от этих, необычных пока для животных, понятий и прийти к законам, которые управляют стаей лебедей, открыть сигналы тревоги, общие для лосей и соек, чибисов и дроздов… Разве не интересно узнать, как определяется вожак в стае журавлей, как может возникнуть среди животных совсем неожиданное качество — дружба…
…Дружба между Шариком и Рыжиком возникла на моих глазах. До этого собаки как-то обходились друг без друга. Но однажды Шарик вернулся из лесного похода, волоча переднюю лапу, свернулся около забора трясущимся калачиком, и почти тут же около него оказался Рыжик.
Рыжик суетился, скулил, заглядывал в глаза раненому собрату, потом поднял кверху мордочку и горько и тоскливо завыл…
До вечера Рыжик не отходил от пострадавшего. Оба пса рядом провели всю ночь. На следующее утро Рыжик, как обычно, посетил меня. Я предложил ему суп, но от супа он почему-то отказался. Я протянул кусок сахара. Сахар Рыжик принял, но тут же положил его на пол. Происходило невероятное — собака отказывалась даже от лакомства, но продолжала просяще смотреть на меня. Мне оставалось последнее — протянуть кусок хлеба. И Рыжик схватил хлеб и бросился на улицу. Я пожал плечами и выглянул в окно… Рыжик семенил к раненому Шарику, неся в зубах только что полученный от меня кусок хлеба.
Подношение Шарик принял не сразу. Рыжик улегся рядом и прижал голову к земле. Хлеб лежал тут же, но самоотверженный друг даже не смотрел на него.
Шарик поправился. Правда, Рыжик больше не выпрашивал у меня угощения для своего друга, но глаз с этой пары я не спускал.
Пара оказалась неразлучной. Все условности, связанные с личными территориями, ритуалами встреч и объяснений, между этими двумя собаками были забыты. Они ели и спали вместе. Рыжик, беспокойный и внимательный, всегда предупреждал Шарика об опасности, грозившей шкодливому псу то со стороны людей, то со стороны разгорячившихся собратьев. А Шарик за искренность и участие платил Рыжику заботой старшего и сильного брата о младшем…