Этого человека я тоже знал в детстве. Среди людей, постоянно бывавших у нас в доме он сразу выделялся и не слишком презентабельным внешним видом и независимостью поведения. Помню, ребенком я очень удивлялся доверию, испытываемому к нему отцом и матерью. Я не понимал: почему они на такой короткой ноге с этим мрачным мужчиной, который всегда ходил в наглухо застегнутой черной мантии и выглядел таким же холодным, как и мой отец. То, что он школьный приятель отца и мамы, не объясняло такой сердечности - я видел их много и всегда отец обращался с ними с неизменным превосходством, сквозившим в каждом слове, жесте и даже взгляде. Но с Северусом Снейпом он всегда обращался, как со своим другом.
Постепенно я привык к их хоть и не слишком частым, однако всегда радостным для обоих встречам, к беседам в кабинете у отца за рюмкой дорогого вина. Они часто говорили о временах, когда вместе служили Темному Лорду - величайшему из всех магов в мире. Насколько я мог понять - отец, который был старше профессора Снейпа на шесть лет, составил ему протекцию у повелителя. Конечно, разговоры эти велись шепотом - никто ведь не должен был знать о приверженности отца и профессора Снейпа идеям Темного Лорда - они ведь, когда он исчез, еле смогли выкрутиться и уйти от наказания. Отец - благодаря тому, что заявил, будто находился под действием заклятия Империус, а за профессора Снейпа заступился Дамблдор - директор Хогвартса, после чего он и стал преподавателем зельеварения, хотя, по уверениям отца, даже в школе у него душа всегда больше лежала к Защите от Темных Искусств и во всей школе никто не мог сравниться с ним в знании этого предмета.
Мама общалась с профессором Снейпом гораздо меньше, чем отец, но было видно, что между ними существует какая-то более тесная духовная связь - во всяком случае, создавалось впечатление, что ей известно о нем, как о человеке, куда больше, нежели отцу. Ведь она на целых три года дольше училась в Хогвартсе вместе с ним…
Через несколько лет после падения Темного Лорда, профессор стал появляться у нас гораздо реже. На все письма моего отца отвечал, что у него масса работы. И в самом деле - к тому времени он был деканом факультета Слизерин, окончательно заменив к тому же в должности преподавателя зельеварения профессора Слагхорна, который учил еще моих родителей и родителей всех моих друзей. Возможно, именно это повлияло на решение отца, когда он уступил настояниям мамы не отправлять меня одного за границу. Даже его знакомство с Каркаровым, которого я видел на Турнире Трех Волшебников и доскональное изучение Темных Искусств в Дурмстранге, не помогли ее переубедить. Она не желала расставаться со мной. По правде сказать, хоть я и бравировал этим перед Турниром, на самом деле я не хотел уезжать так далеко от дома. Но даже перед отъездом в Хогвартс я ничуть не сомневался, что попаду на Слизерин - факультет, где учились мои родители и все достойные люди, которых я знал. Больше всего радовало то, что на этом факультете уж точно можно было бы не опасаться встретить разную дрянь вроде грязнокровок или предателей крови.
Уже в вагоне Хогвартс-экспресса я услышал, что в поезде едет Гарри Поттер - тот самый Мальчик-Который-Выжил. Движимый желанием с ним познакомиться, я зашел в то купе, которое мне указали в сопровождении Крэбба и Гойла. К моему удивлению Поттер оказался тем самым мальчишкой, что я встретил в магазине мадам Малкин. Теперь-то стало ясно, почему он расхаживал по Косому переулку в сопровождении тупицы Хагрида.
Можно представить себе мою досаду, когда он отверг мою дружбу ради сидевшего с ним рядом еще одного отпрыска Уизли. С этого момента мы стали врагами на долгих семь лет, о чем я сейчас сильно жалею.
Разумеется, мое желание сбылось и я попал на Слизерин, в то время, как Поттер, по примеру своих родителей, угодил на Гриффиндор вместе с Уизли и Грейнджер. Я искренне радовался не только потому, что оправдал надежды родителей, но и потому, что в Слизерине почти все соученики были мне знакомы. Это были дети друзей моих родителей, которые часто бывали у нас в поместье. И уж точно не могло мне повредить личное знакомство с деканом, тем более, что зельеварение не казалось мне слишком трудным предметом - отец говорил, что он был одним из лучших в школе. Вот маме дисциплина не очень давалась и когда она жаловалась на это, отец всегда шутил, что зелья - наука, где женщины крайне редко достигают успеха. Обиженная за женщин мама называла тогда имя какой-то Лили Эванс. Отец вскипал, заявляя, что это просто бесчестье - слизеринский декан обожал какую-то маглорожденную гриффиндорку больше собственных учеников. Мама раз даже высказала предположение, что Слагхорн был к этой Эванс неравнодушен, хотя та, конечно же, воспринимала его лишь как учителя. Впрочем, поклонников у нее всегда хватало, причем среди них кое-кто из наших знакомых. Я тогда был слишком мал, чтобы понять, о ком именно идет речь. Я вообще не обратил бы внимания на те слова, если б не тон, каким говорила мать. Потом, несколько лет спустя, я подслушал на одном приеме сплетни двух ее приятельниц и понял, что злость ее объяснялась тем, что злые языки называя, Лили Эванс «одной из самых красивых девушек в Хогвартсе», нередко сравнивали ее с моей матерью, чья красота считалась среди слизеринцев несравненной. Я тоже не мог себе представить, что может найтись женщина красивее моей матери - даже в последние годы, когда наша семья оказалась в опале, она оставалась столь же прекрасной и горделивой, как и подобает чистокровной волшебнице знатного рода. Взять, например, то, как она тогда в магазине отбрила Поттера, сколь невозмутимо выслушала его наглую шутку по поводу ареста отца! А я ведь видел, как она два дня непрерывно рыдала после его ареста, ничто не могло ее успокоить. Мы с отцом всегда считали ее хрупкой и слабой, даже не подозревая, сколько мужества и твердости скрывается за ее нежным обликом.