Они все часто и охотно делились со мной своими проблемами, а уж как были дружны! Бывало, если кто из них вдруг попадет в больничное крыло, так тут же трое других рядом появляются, и пошло: шутки, прибаутки, разговоры о семье, о доме, о квиддиче, еще о каких-нибудь пустяках... А в другой раз затеют какую-нибудь веселую игру, развлекая других больных, а те смеются до слез и выздоравливают куда быстрее! Все больничное крыло будто ходуном ходило! Глянешь на них - сердце так само в пляс и пускается…
Северус же был совсем другим. Почти никогда не говорил о себе, о своей жизни. Спросишь его о чем-нибудь - он либо молчит, либо огрызается. Конечно, по некоторым коротким ответам и оговоркам, я догадывалась, что дома ему несладко живется, но это и так было видно. Разве может быть у ребенка, о котором заботятся родные, такой заброшенный вид? Однако о подробностях Северус никогда не рассказывал. Я даже о рукоприкладстве его отца узнала не от него, а от Лили Эванс, хотя и раньше замечала у него на теле синяки, кровоподтеки, рубцы ... Сам-то он об этом ни единым словом ни разу не заикнулся. И не жаловался никогда - как бы больно ему ни было, сцепит зубы и ничего не говорит. Один раз я его, как Гарри на втором курсе, Костеростом напоила, а еще как-то вообще ужасное проклятие в него угодило - разрезало ему ногу от бедра до щиколотки, так он хоть бы раз застонал. Только побледнел больше обычного и губы закусил, пока я его лечила…
А Лили часто к нему приходила, когда он лежал у меня - приносила ему книги, разговаривала с ним вполголоса. Он с ее приходом будто оживал. До этого весь день лежит в постели, уткнувшись в очередную книжку, и не реагирует ни на кого вокруг. А стоило ей появиться в палате, он сразу встрепенется, к лицу приливает краска, на губах улыбка. Тогда он еще умел улыбаться, это потом остались только холодные язвительные гримасы, к которым я так привыкла за двадцать лет, что даже забыла, что когда-то было по-другому. Уж не знаю, дружила ли с ним Лили, или что другое, но я видела, что она для него человек особый. Да и не бывает у таких, как он «легких» увлечений, у них все серьезно, это уж я по опыту знаю.
Пять лет все так продолжалось, а затем что-то между ними разладилось. Больше она к нему не приходила и вместе их не видели, они даже не разговаривали. Видать навсегда между ними черная кошка пробежала... А на шестом курсе он точно с ума сошел - заваливал себя учебой и научными работами, о которых мне Лили рассказывала, да еще есть и спать как следует перестал.
Кончилось тем, что его двое однокурсников ко мне почти силой приволокли, он чуть с ног не падал, а на трансфигурации и вовсе в обморок свалился. Я, конечно, оказала ему помощь, запретила столько заниматься, а потом взяла руку - пульс проверить и вдруг вижу на запястьях два тонких шрама. Спросила, что это такое, а он сразу же руку отдернул. Потом стал мямлить что-то про заклятие, которое проверял, а оно не так сработало. С кем другим его вранье может и прошло бы, да я уже видела такие следы и сразу поняла, что они от магловской бритвы. Причем до летних каникул у него их не было. Тут я не на шутку забеспокоилась: ладно издеваться над своим организмом, но чтоб вены резать, это вам не шутки!
Я и пригрозила, что если он мне сию же секунду не скажет правду, расскажу все Дамблдору. И тут его как прорвало, в первый раз за шесть лет. Я даже не помню точно, что именно он говорил - сбивчиво, спутано, полунамеками. В основном что-то про общую ненависть, про то, что он никому не нужен, про одиночество, про то, что незачем жить... Только я почувствовала нутром, что он всего об одном человеке думал, о ком-то, кого он любит и кто ему очень дорог. Но мне даже в голову не могло прийти, что речь идет о Лили, я ведь всегда ее воспринимала только, как его подругу. К тому же она в то время как раз от Джеймса перестала бегать, что меня очень радовало - они так красиво вместе смотрелись, не пара, а загляденье. Джеймс мне сам не раз повторял, что она ему очень нравится, только Лили все время ему от ворот поворот давала. Но Джеймс не унывал, она, твердил, все равно будет со мной, не будь я лучший игрок в квиддич во всей школе…
Северус говорил-говорил, а потом голос у него сорвался и лицо стало такое, словно сейчас разрыдается. Все же он сдержался, улегся на кровать и к стене повернулся.