Когда Гарри рассказал мне об истинном происхождении таланта, проявленного им на шестом курсе, мне вспомнилось, что после разрыва с Северусом, работы Лили по зельям оставались по-прежнему безупречными, но те удивительные находки и идеи, приводившие меня в изумление, почему-то пропали навсегда. Тогда я приписал данное явление изменениям в личной жизни Лили Эванс. Она начала встречаться с Джеймсом Поттером и потому я полагал, что ее мысли приняли несколько иное направление. Какие новые идеи, когда в сердце царит счастливая взаимная любовь? Теперь же я узнал, кому те открытия и находки принадлежали на самом деле…
Что я чувствовал? Наверное, то же самое, что чувствует любой человек, обнаруживший, что расточал похвалы ложным талантам, упустив из виду подлинный гений. Гарри объяснил мне, что начал пользоваться идеями из учебника Северуса в основном потому, что хотел произвести на меня впечатление, а также из естественного чувства любопытства. Кроме того, как я подозреваю, мальчик хотел еще и проверить меня: заподозрю я неладное или нет. Я не рассердился на юношу за этот небольшой обман, тем более что сам поощрял его, постоянно расточая похвалы талантам его матери. Разумеется, после этого ему не хотелось, чтобы я подумал, будто он менее талантлив, чем она.
Обсудив все, мы с мальчиком решили попытаться восстановить уничтоженный учебник Принца-полукровки. Да, он мертв, но я считал, что его открытия должны жить, люди должны узнать о них и пользоваться ими. Лучшей эпитафии для него невозможно было придумать. Я отдавал себе отчет, что восстановить по памяти сожженную книгу нелегко. Однако надеялся, что Омут Памяти и легилименция должны помочь в нашей работе. Правда, пока дело продвигается не слишком быстро. Все-таки непросто вспоминать содержание книги, которую последний раз держал в руках больше года назад. Нам с Гарри удалось воспроизвести всего несколько десятков рецептов и пару заклинаний, придуманных Северусом. Но мы не отчаиваемся, потому что оба верим: рано или поздно наша работа будет доведена до конца. А пока, я слушаю, как прославляют героизм Северуса Снейпа и вспоминаю ту фразу, которую сказал дважды, и оба раза ошибся. Я думал, что хорошо его знаю, но на самом деле я не знал его никогда.
Глава 3
Нарцисса Малфой.
«Любовь - розовый куст: чем красивее розы, тем острее шипы». Такая строчка была в одной старинной песне, которую пела нам с сестрами мама, когда мы были еще совсем маленькими. Я хорошо помню это, потому что такие минуты редки в воспоминаниях моего детства. Как правило, наша мать была с нами сдержанной, холодной и отстраненной, как и полагается чистокровной волшебнице из знатной семьи. Она почти не ласкала нас, зато делала все, чтобы дать всем трем дочерям поистине безупречное воспитание. И все же иногда вечерами она садилась у постели одной из нас и тихо напевала по-французски эту песню. Тогда мы, конечно, не понимали ее значения. Да я и теперь сомневаюсь, что знаю о любви больше, чем в детстве...
Люциус? Мы с ним лучшие друзья и именно поэтому стали идеальными супругами. Наш брак был заключен по соглашению наших семей, и мы даже не думали возражать. Я не верила в любовь, да и Люциус не относился к мужчинам, способным воспринимать подобную сентиментальную чушь. Но мы с ним с первого взгляда почувствовали уважение и искреннюю симпатию друг к другу. Мы всегда понимали друг друга с полуслова, каждый из нас знал, что может положиться на другого во всем и довериться в любой ситуации. Я поддерживала своего мужа в любых его начинаниях, а он прислушивался к моему мнению. Он ценил меня, знал, что я могу дать ему дружеский совет, что мне он может рассказать о чем угодно, признаться в любой слабости. Мне всегда казалось, что это правильно, что только так и может быть, и большего желать было бы глупо. К тому же у меня перед глазами было достаточно примеров.
Та же Андромеда, влюбившись в грязнокровку, отреклась от своей семьи и обрекла себя на проклятие родителей. А ведь я очень любила свою среднюю сестру. До ее ухода из дома мы были с ней куда ближе, чем с Беллой, которая всегда стояла как-то сама по себе. В детстве именно Андромеда играла со мной, развлекала, придумывала для меня разные забавные истории. Потому для меня и стало таким шоком, когда она объявила, что уходит к своему будущему мужу. Было ужасно думать, что какая-то блажь, именуемая любовью, навсегда поставила между нами стену. Я даже иногда плакала тайком от родителей, настолько мне было тоскливо без Андромеды. С трудом мне удалось смириться с мыслью, что я никогда больше не увижу ее. Иногда я даже в какой-то степени понимала Темного Лорда, возненавидевшего любовь. Любовь, которая сломала жизнь моей сестры и жизнь человека, который спас моего единственного сына…
Нет, с Северусом Снейпом мы никогда не были особенно близкими друзьями, но я одна из первых проявила к нему интерес, едва он поступил на наш факультет. Вначале, правда, я относилась к нему с легким пренебрежением, из-за его происхождения, но потом стало очевидно: если уж полукровка, воспитанный в магловских трущобах, знает и умеет больше, чем многие представители самых чисткровных семей - значит, он и впрямь чего-то стоит. И не только ум и талант Северуса привлекали меня. Мне импонировала его гордость и независимость - эти черты исконно присущие только аристократам по духу.
Да, конечно, с самого начала Северус гораздо больше общался с Люциусом, чем со мной, но я, пожалуй, была единственной, кто интересовался им, как личностью. Мне доставляло удовольствие беседовать с ним, хотя я прекрасно сознавала, что этот мальчик намного умнее меня. Но это почему-то совсем не задевало. Постепенно между нами установились вполне приятельские отношения. После того, как Люциус окончил школу, мы сблизились настолько сильно, насколько это вообще возможно для двух представителей факультета Слизерин, хотя четыре года разницы в возрасте между нами, разумеется, давали о себе знать. Но, может быть именно потому, что я была уже взрослой девушкой, я не только четыре года наблюдала за всем, что происходило между Северусом и его лучшей подругой, но и делала из этого выводы.
Лили Эванс... Я не любила ее, как не любила большую часть гриффиндорцев, а уж тем более грязнокровок. Нельзя сказать, что я ее ненавидела, просто, на мой взгляд, она даже не стоила того, чтобы обращать на нее внимание. Поэтому меня так злило всеобщее преклонение перед этой маленькой магловской выскочкой. Хотя, нужно признать, что она и вправду была очень красива, какой-то необычной и явно неаристократической красотой. Поклонников у нее было множество, и даже преподаватели не чаяли в девчонке души. Особенно раздражала благосклонность, оказываемая ей нашим деканом, профессором Слагхорном. Он души в ней не чаял, называл лучшей мастерицей по зельям, какую он когда-либо учил. Правда, ко мне он тоже благоволил, но мои успехи в зельях были довольно скромны, что, конечно, лишало его возможности рассыпаться в комплиментах. Половина парней в Хогвартсе сходила по этой девчонке с ума, на всех углах восхваляли ее внешность, ум и золотое сердце.
Я сталкивались с ней несколько раз на вечеринках профессора Слагхорна и мы обе остались не в восторге от общества друг друга. Меня бесила ее гриффиндорская помешанность на справедливости, а стремление помогать даже тем, кто не просил об этом, вызывало тошноту. Бывали моменты, когда я даже не находила Эванс красивой и искренне недоумевала, что в ней нашли все ее поклонники, приписывая ей внешность типичной простолюдинки. Друзья ее, разумеется, объясняли мои выпады против нее обыкновенной завистью - самая гнусная клевета, до какой они только в состоянии были додуматься…
Ее притворная дружба с Северусом не могла меня обмануть. Они проводили вместе очень много времени, особенно на первых курса. Тем не менее, я ничуть не сомневалась, что рано или поздно Эванс порвет с ним и найдет кого-нибудь равного - с такими же гриффиндорскими замашками, как у нее самой. С молоком матери я впитала понятие о том, что чудес не бывает, у этих двоих не было ничего общего и надеяться, что они могут быть вместе - нелепость, которую не мог бы себе позволить ни один здравомыслящий человек, а уж тем более ни один слизеринец.