Андрей Михайлович не сразу понял причину такого изменения в отношениях, а услышав о ней от одного молодого сослуживца, было возмутился глупому озвученному объяснению, но напоролся, сначала, на глухую стену неприязни, после на открытое отвращение:
— Да что с вами?! Что произошло то, я все тот же, ну поболею и все…
— Андрей Михайлович, вы нас поймите, у нас семьи, дети, мы не хотим заразиться этим…
— Да чем, е — мое?!
— Вы больны раком, а это для нас всех опасно…
— Минуточку… — Тут он начал обращаться к бывшим рядом:
— Ну вот ты Вадим Саныч, ты же гепатитчик, но это не имеет значения…, а у тебя Пертуш, дочь и зять ВИЧевые, у Генки вообще «тубик» [24]после Чечни, и ничего, вы же все те же…
— Не ну ты сравнил… — Тут началась очень нелицеприятная, даже отвратительная возня, взаимные обвинения, которых Хлыст уже не слышал, пребывая в шоке. Многие сделали вид, будто не знали о болезнях других сотрудников и из близких, хотя все было на слуху, но очень быстро объединились, высказали свое «фи» и рассыпались, как ни в чем не бывало, объявив о вынужденных ограничениях в отношениях.
Буквально через неделю, ему «спустили» из главка простенькое, казалось бы, дело, с признательными показаниями, одного известного, и не только в криминальной среде, преступника — «щепача» [25]с мохнатым стажем, авторитет которого расценивался на уровне вора в законе. Дело явно было заказным, поскольку наркотики подкинули его пожилой супруге, благодаря чему старому сидельцу пришлось «взять их на себя». Начальству нужно было «закрыть» его на больший срок, который «корячился» старику за «его», якобы, провинности перед органами, и Андрею Михайловичу было указано предъявить «сбыт» накросодержащих средств в особо крупных размерах, то есть «выписать билет» отсидевшему около сорока лет, далеко не молодому человеку, в один конец.
Они были знакомы, Хлыст уже «крестил» его однажды на три года, расстались они последний раз дружелюбно, с юморком пожав друг другу руки, но сейчас ситуация, нависла над обоими серьёзной опасностью, поскольку и один и другой понимали, если не этот следователь, то другой исполнит, так или иначе, этот приказ, но этот, как раз и не был в состоянии переступить через себя, а потому отказал в грубой форме начальству, на что ему в тот же день, через кого-то передали, что в его услугах управление больше не нуждается и с завтрашнего дня он может более не считать себя работником следственного комитета.
Дальше началась волокита, от постепенных вычет из предполагаемой пенсии, обязанной быть достаточно приличным содержанием легенды сыска, до эпопеи в спецгоспитале, каждый раз ему в чем то отказывали, уменьшая льготы, возможности, будто издеваясь, передавая их другим, вовсе не нуждающихся в них и, тем более, не заслуживших. Он терпел, смирялся, пока в день назначенной второй химиотерапии, на которую он явился во все оружии, ему не объявили, что он теперь приписан к обычной гражданской клинике и терапию может и будет проходит в обычном онкологическом диспансере, где всем было совершенно плевать кто он и что он…
— Эй! Михалыч, ты че, творишь то?! Выдыхай, позеленел уже…, ну слава Богу, я уж думал ты забыл, как это делать… — На Ивана смотрели огромные до блеска отполированные восторгом глаза, обладая большим опытом в части человеческих эмоций, Сталин констатировал для себя: «Сейчас он может отдать даже собственную душу в благодарность за это облегчение…, так, теперь важно, объяснить, что больше не стоит увеличивать дозу…»:
— Андрюх, че молчишь то? Ну как голова, челюсть, вооще самочуха-то как?
— Аааа ууууф… Этооо, чавой то? Ты, тут…, я как заново родился… Это наркотик?
— Так… Вряд ли ты сейчас внимательным сможешь быть… Канабис относится к наркосодержащим средствам…
— Уф! Да я это знаю, следователь же…
— Ну а чего тогда не понятно?
— Ты говорил, что есть статьи какие-то, медицинские исследования, даже разрешено где-то и применяется — это правда, что этому употреблению есть обоснование?
— Ты что на Луне что ли все это время жил? Да каждый наш, ну в смысле онкологический знает, что и это, и другие, типа наркотики в определенных дозах, действуют, как обезболы… Конечно, если бы эти врачи давали бы обезболивающие, бозара нет, и этого не нужно было бы…
— Ну да, у нас безысход, я сам году в седьмом или восьмом посадил одного ветеринара…, смех конечно, то есть ужас, конечно, но закон был (созданная в 2003 году Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков РФ [26]начала необоснованные гонения на ветврачей за использование кетамина, поставив вопрос об ужесточении правил его использования в РФ. Уголовные дела, заведенные в отношении 26 ветврачей, привели к полной парализации работы ветслужб и, по сути, к запрету на профессию. В создавшейся ситуации ветврачи оказались между двух огней: в случае проведения операций с наркозом — быть осужденными за сбыт наркотиков по 228 ст. УК РФ, или — в случае операций без наркоза — за жестокое обращение с животными по 245 ст. УК РФ.), иии…, в общем он на операции животинку обезболил, его и поймали на этом — постановление было, основанное на новом законе — изъять наркосодержащие средства из оборота в среде ветеринарии, мол, животные потерпят, ну в общем настоящие то врачи, не могли видеть, как животные мучаются и, конечно, игнорировали, вот нам и «спустили» задачу привести ситуацию в соответствие с новым законом. Опера «приносили несчастных в клювике» и нам деваться было некуда, а они и рады были стараться…