Палата интенсивной терапии располагалась этажом выше, а время, кажется, поджимало: «Интересно, кто же это все таки?» — на вопрос Ивана самому себе, с каталки свалился и начал «дирижировать» в такт движению рукав знакомого старого пиджака — по всей видимости его кинул какой-то доброжелатель поверх тела Хлыста.
— Хлыст, твою… Ты что, гандила, бросить меня вздумал?!.. — В голове пронеслось: «Когда шпана ментов боялась?!», следом последовала другая, совсем не присущая ему мысль: «Да какая разница, мент или шпана, Андрюха, держись!». Решив остаться с позвавшим на помощь, при этом еле державшемся на своих ногах, мужчиной, «Полторабатька», как-то разгорелся к нему благодарностью за такую услугу, и уже было хотел заговорив, поблагодарить, но посмотрев, понял, тот сам, чуть ли не при смерти:
— Да что же это… Вот что значит за бабки в гордом одиночестве «химичиться», там тебе и сестричка, и врач, и друг детства и телевизор, и…, а здесь… — Ваня вспомнил, как проходя мимо одной из палат, увидел не молодую женщину, проходящую терапию сидя на обычном стуле, впрочем, это только сейчас до него дошло, зачем она там сидела:
— Господи! Даже не в кресле! Даже у меня, мужика от этого кровь в жилах стынет!.. — Неожиданно его привлек голос почти из преисподней, звучащий у самого уха, Сталин вздрогнул:
— Что?!
— К исповеди готовились?
— Какой наааа исповеди… Е моё! Ты?! Бррр…, вы, батюшка… — вот уж не признал, век свободным будешь, нууу…, в смысле проживешь… Так это вы Хлыста то спасли? А вы же не ходячий!
— А я и не хо… — На этом силы священника снова иссякли и он привалившись головой к соседу, впал в полуспячку — полузадумчивость. «Если Илюха не придет, я здесь с этим протоиереем Олегом окочурюсь… А что — неплохо, он меня и отмолит…, если, конечно, на том свете вспомнит, кто ему эту капельницу держит» — почему-то сразу склонило в сон, последним видением из настоящего могло стать приближение, почти ангела — милой невысокой девушки, совсем худенькой, с большими, нет, огромными глазами, полными переживаний, надежды, удивления, но первые, произнесенные ее слова, вернули к бодрствованию с другой мыслью: «Никогда не слышал голоса ангела…»:
— Папочка, а почему ты здесь…, ну да…, здесь же поудобнее… — Она посмотрела на отца, следом на еле открываемые веки его соседа, так и не дождавшись, конечно, дочь протоиерея, бережно переняла капельницу из рук просыпающегося, благодарно погладив их.
— Спасибо вам, давно не видела его сидящим…
— Здравствуйте… Я тоже думал, что он ходить не может…
— Что вы…, меня Алей зовут, Алевтина значит, он лежачий…, сосем… — «Хм…, как и мою дочь…, когда-то…, знак, что ли, какой-то?!». Она опустила головку и исподлобья, взглянула на родителя, тот почувствовал и встрепенулся, приоткрыв глаза, а увидев ее, улыбнулся из последних сил:
— Лежи, лежи, то есть сиди, папочка! Я подержу, вот и мужчина…
— Иван…
— Иван держал, а я уж тем более справлюсь… — Иваном овладели смешанные, как буря с ураганом, чувства. С одной стороны он не мог оторвать взгляд от появившегося существа, сравнивая ее с возможными чертами лица своей дочку, которую видел последний раз еще ребенком, с другой распереживался, что было для не характерно, об Михалыче, с третьей — он совсем уже опаздывал на свою химиотерапию и к Фоминцеву, и главное — с появлением дочери священника ему страстно захотелось жить, давно не испытываемое с такой остротой чувство! Решив застыть рядом с самой, так внезапно, посетившей его жизнью в девичьем обличии, он с трудом забравшись в глубокий карман пиджака, вынул телефон и осторожно начал набирать смс:
— «Илюх, я на втором этаже, даже не могу подняться с дивана…, и даже не хочу… пока не на процедуре… обнял»… — Нажатие на кнопку посыла сообщения показалось ему целым подвигом, и как поощрением за него будет, сколько-то времени поведенное с этой девушкой…
Илья Алексеевич этого не знал, и при первой возможности рванул к другу… Застав картину полного отсутствия своего бывшего одноклассника в этом мире, он отметил, давно не видимый в его глазах блеск жизни. Не совсем понимая причину, вслух сказал:
— Ну вот, здоровяк, я же говорил — ешь свеклу вместо своей этой красной икры, будет тебе гемоглобиновое счастье! Ты че застыл то?… — Иван глазами показал на застывшую, стоявшую на коленях пред отцом, Алевтину.