— Е-мое! Че с тобой?!
— Как и у всех здешних завсегдатаев… — рак гортани четвертой степени…[1]
— Даааа нуууу… Ты жеее… эээ…, я жееее…, ох, как же я тебя помню…, ты ж…, да ты в натуре, мостряга был! А че ты тут, а не в своей этой…, ведомственной больничке? Тебя-то на халяву должны лечить.
— Ваня, это я пока таких, как ты ловил и нужен был, еще мог на что-то рассчитывать, а сейчас вся пенсия в первый же день в аптеку утекает… — Иван смотрел на легендарного человека, известного всему криминальному миру — факты, будто мифы о подвигах Геракла, о котором первыми были на слуху у первокурсников профильных ВУЗов, этого человека знали даже простые телезрители, да что там все, кто хоть немного касался криминальных новостей…, смотрел и не мог понять, почему этот, когда-то здоровяк, умница, преданнейший своему делу и неподкупнейший, среди подобных ему, влачит такое горькое и не заслуженное существование.
Висевший на вешалке, изношенный почти до дыр, старый пиджак, видавший виды других кабинетов и мизансцен, да и его самого, Ваню «Полторабатька» — скрытнейшего из всех известных криминальных личностей, впрочем, фартового, поскольку его так и не удалось посадить, даже Хлысту, откровенно «говорил» о сегодняшнем положении следователя — «важняка», раскрывшего большинство громких, не слетавших «со слуха» обывателей десятками лет, преступлений.
— Эта…, Михалыч, таккк…, это же еще тот твой лапсердачок-то…, ты ж в нем меня еще принимал, лет двадцать назад… Че ж мусора то «цветные» [2]подзабыли о заслугах? Аааа…, что уж там, наши то блатюжки тоже всё на ширку извели давно, только и могут помочь, мол, «держись братуха». Хм…, у вас же махина — министерство целое! Ты че не в госпитале-то?
— «Полторабатька», «Полторабатька»…, так я тебя и не угрел на нары…, может за это меня и посчитали недостойным персональной пенсии и специального медицинского обслуживания — как занедужил этим вот…, так и списали в обычную поликлинику… Хлыст, произнося фразу за фразой, удивлялся, что собеседник совершенно четко понимает его, хотя он совершено не старается быть расслышанным, из-за отсутствия сил на это, медсестра ничего не понимая, пыталась ориентироваться на слова вновь вошедшего, и можно только посочувствовать ей, что происходило у нее в голове.
«Полторабатька» продолжал:
— В натуре, «Шура веники вязала». [3]Канителился, канителился, а все мимо ништяков — не фартовый ты…, хотя и порядочный мусор. А я…, так и не за что ж меня тогда и «вязать» — то было!.. — Обалдевшая от всего происходящего медсестра, как-то механически преодолевая страх, встала и принялась, «заливать» в колбу принесенные вошедшим медикаменты, почти, не отрывая взгляда от черной железяки, начавшей пархать в руке Ивана, после ее угрозы вызвать полицию, то и дело размахивавшего ей, будто забывшего о ее существовании. Набравшись смелости, уже любопытства для, девушка не очень вовремя поинтересовалась:
— А это у вас…, пистолет…, да?… — Оба мужчины повернулись, только сейчас осознав необычность для нее такой ситуации, и по силам своим засмеялись. Оружие исчезло, Андрей Михайлович Хлыст, после этого сразу стошнивший, прямо на пол, сегодняшним скудным завтраком, почувствовал на несколько минут двойное облегчение.
Иван Семенович Сталин, завалился в кресло рядом в ожидании начала процедуры, потребовав медсестру позвать его лечащего врача, оказавшегося заведующим диспансера и по совместительству ведущим специалистом, а за одно и санитарку, пообещав возместить её заботу — странно было бы по-другому.
Нужно заметить, что эту процедура должна происходить не только под пристальным вниманием доктора реаниматолога, поскольку бывают случае, когда такую жесткую терапию сердце пациента не выдерживает, но всегда бывают исключения, тем чаще, чем меньшей суммой денег обладает последний.
— Михалыч, ты это…, торопишься?
— Нет, Ваня, последние несколько лет, я перестал торопиться, теперь эта гадина, внутри меня растущая, бежит даже впереди моих мыслей. А что?
— Да ты ж мне как родственник…, правда, не самый любимый…
— Если бы доказал тогда твое участие в афере, да и второй раз, ты всех вокруг пальца обвел — классный ты фармазон, бОзара нет![4]
— Я…, я тебе потом, расскажу, кого, почему, за что ты ловил в той «афере», и зачем мне это нужно было, в моем случае, разумеется… — При этих словах интонации Ивана приняли, какой-то, для знающих его хорошо, странный, непривычный оттенок, Хлыст отметил, что предложение было выстроено несколько по иному, особенно странным это показалось на фоне в масть сказанным предыдущим речевым оборотам так и не пойманного преступника…
1
(стадия характеризуется выраженными внешними проявлениями (свищами, открытыми ранами языка, губ, проникающими ранами щёк. При этом зачастую больной не может есть самостоятельно и питание осуществляется через зонд. Голос так же нарушается)