Он так и сказал мадемуазель Ю., протянув руку в знак приветствия.
— Я Гробовщик Андрей. Давай побыстрей. А то мне к семи утра рыть могилу.
Он, конечно, удивился. Впервые на его памяти на вызов всё-таки приехали. Обычно Гробовщика Андрея, когда он называл адрес, нарекали сатанистом-извращенцем и предлагали вызвать демона для ублажения. И только мадемуазель Ю., страдающая топографическим кретинизмом, не посчитала странным, что её вызвали на городское кладбище.
Но эскортница, несмотря на все свои странности, так и не смогла оказать услуги на кладбище. Она всё думала о детях и взрослых, лежащих под крестами, и что-то как-то не возбуждалась. Однако отпускать Гробовщика не хотела. Этот человек что-то зацепил в ней. Поэтому она вызвала такси, сняла номер в отеле, исполнила эскортный долг и отправила Гробовщика на такси обратно. За всё вышеперечисленное мадемуазель Ю., совершенно не меркантильная женщина, заплатила сама. А Гробовщик оставил ей тысячу рублей по тарифу.
Сие мероприятие повторялось три ночи подряд. И за третью встречу мадмуазель Ю. не взяла денег, потому что, когда ты спишь с человеком три ночи подряд — это уже любовь.
Собственно, главным вопросом, когда Кладбищенская Проститка вновь объявилась на пороге Ведьмы было:
— Почему у меня нет денег?
Ведьма долго думала над ответом. В её голове кружились масса вариантов. Начиная от «ты тупая» и заканчивая «ты просто не понимаешь, как работает бизнес». Но, в отличие от Кладбищенской Проститутки, Ведьма, как и Гробовщик умели обращаться с деньгами, а потому она сказала:
— Это порча. Без вариантов! Надо сливать и чистить финансовый канал.
Так Мадемуазель Ю. обзавелась кличкой, а Гробовщик Андрей бесплатной любовницей на несколько лет…
Ида изрядно так веселилась, пока перечитывала рассказы. И веселее всего ей было с того, что она понимала: какая-то составляющая рассказов — реальность. И чем больше Ида читала, тем чётче понимала, что хотела бы увидеть не короткие зарисовки рассказов о Ведьме и её клиентах, а полноценную историю. Может быть, от лица самой Ведьмы или взгляд её детей со стороны.
У Саши действительно получалось классно иронизировать, но вот получится ли у неё собрать большой сюжет о жизни современной Ведьмы? Историю на грани сюра и стёба, с абсурдными персонажами и желчным юмором. Ида почему-то была уверена, что у Удачливой Ведьмы всё получится, если предоставить эту возможность. Вот только, чтобы всё получилось, у Саши должно быть время и возможность писать.
А, значит, Ида должна появлению этой возможности поспособствовать, так как это её основная задача, как редактора — подстёгивать и вдохновлять.
Так, по пути в родной город в списке на перевоспитание помимо Димы и Феодоры появилась ещё и Александрина Клевер, которую нужно было наставить на путь истинный.
***
На улице было уже темно, когда поезд остановился на перроне их старого доброго вокзала. Вот только, сколько Ида себя помнила, здесь всегда шли какие-нибудь ремонтные работы. То один перрон чинят, то другой. То фасад красят, то его плиткой облицовывают. То начнут в женском туалете ремонт делать, и в результате возле мужского начинается целое столпотворение стеснительных дам.
Ида нещадно зевала — в поездах ей всегда хотелось спать. Вот только станция у поезда была не конечной, и потому Иде в темпе вальса пришлось выгружать чемоданы и ребёнка на перрон. Как же она не любила толчею на вокзалах, вечное скопление уезжающих и приезжающих и их верных провожающих и встречающих спутников.
И если к первым она относилась лояльно, потому что сама была частью данной группы, то вот вторых просто не понимала. Зачем провожать человека, создавая столпотворение на перроне? Он что, безрукий и безногий инвалид — сам в поезд не сядет?
Морина, кстати, как раз вполне себе успешно поругалась с Люсей перед выездом, потому что та за каким-то фигом поехала их провожать. Благо, что Серёжа никогда не встречал её ни у терминалов в аэропорту, ни на вокзале. Спокойно сидел себе в машине и ждал, пока Ида сама подойдёт.
Больше, чем толпы на перронах, Иду бесили только очереди у металлодетекторов, потому что там всегда объявлялась какая-нибудь бабка, желательно глухая на оба уха, из-за которой вставало просто всё.
Но в этот раз им повезло. Во-первых, толпы особо не было. Не считая Иды, из поезда вышло только два человека. Это тебе не Питер с Москвой, где на конечной станции выходит весь поезд, а обычный провинциальный городок, где толпа будет только у электрички, циркулирующей по близлежащим деревням. И да, никакой очереди у выхода.
Так что Ида с дочкой вполне себе успешно и быстро выбрались с вокзала и так же успешно нашли машину Сержа на полупустой парковке. Как же это потрясающе звучит-то — «полупустая парковка».
Как ни странно, после той аварии Ида всё ещё любила водить, вот только прав у неё больше не было. И даже если бы она попыталась спустя три года восстановить их, отнятые из-за вождения в нетрезвом виде, то ей бы права не дали по медицинским показаниям. Да она и сама не села бы за руль: всё-таки правое колено с болтами — это тебе не шутки. Несмотря на то, что в обычной жизни ей это практически не мешало, брать на себя ответственность за чужие жизни Ида не хотела. Так что женщина с тоской и тихой завистью смотрела на Серёжину машину.
А ведь когда-то друг ездил на разбитой ладе. Такой, которая живёт по принципу соотношений: пятнадцать минут поездил — пятнадцать дней сидишь в автосервисе и чинишь. После полугода таких невероятных развлечений Серёжа психанул и купил машину с салона и на гарантии. И с тех пор, как только гарантия подходит к концу, он всегда продаёт старую машину и берёт новую либо в той же ценовой категории, либо чуть подороже, если у него есть возможность сделать доплату.
Серж как раз стоял, прислонившись к капоту машины, и курил. Заметив его, Триш побежала к нему, радостно крича:
— Привет, Селёдка!
Сколько бы раз Ида не слышала это прозвище, её каждый раз пробивало на смех. Когда Триш была ещё совсем маленькой, до занятий с логопедом, она не выговаривала буквы «р» и «ж», и потому вместо «Серёжи», говорила «Селёза». После, когда Триш начала говорить нормально, «Селёза» в силу непознаваемой детской логики эволюционировал в «Селезня», а затем — в «Селёдку». Примерно в тот момент Ида поняла, что у её дочери отношения с биологией не сложатся. Собственно, как не сложились у самой Иды.
Серёжа затушил сигарету и, подхватив девочку на руки, сказал:
— Привет, Тришка-шишка!
Триш, которой никогда не нравилось это прозвище, смешно наморщила носик и стукнула Серёжу кулачком по плечу.
— Ауч, — воскликнул Псих и состроил рожицу смертельно раненного человека. — Какая боль! Мадам, вы сломали мне руку.
— До свадьбы заживёт, — подмигнула Ида и, открыв багажник, запихнула туда чемодан. — Ты детское кресло взял?
— Да, заехал к Димке, — ответил Серёжа, опуская Триш на землю. — Он, кстати, всё ещё бесится. Сказал, чтобы ты жила у родителей — он не пустит тебя на порог, пока ты не покаешься, даже если ты разругаешься с семьёй в пух и прах. Он даст убежище только племяннице в случае чего.
— Ух ты, вот это он обиделся, — присвистнула Ида. — Но я всё равно у родителей жить долго не собиралась, так что проблемы в этом нет.
— А где ты жить будешь? У меня места нет, — категорично заявил Серж, а затем, подумав, добавил: — И у Никиты тоже.
— Не переживай, — махнула рукой Ида и закрыла багажник. — Есть местечко. Побуду у родителей пару дней, они пообщаются с Триш, получат дозу престарелой радости, а потом мы разойдёмся по разным углам, чтобы не сильно напрягать друг друга.