Что ж, немного больше, чем я предполагала. Но была одна проблема: я вступила на запретную зону чужих отношений, с которой уже просто так не выйдешь. Единственный вариант избежать неловкого молчания — дать пищу для размышлений и тактично свалить. Благо, выделенное на обед время подходило к концу. Я незаметно позвала официанта.
— Таш, мы же ровесницы? — дождавшись утвердительного кивка, я продолжила: — Значит, нам обеим осталось годика по три, а потом мы «упадем в цене».
— И-и-и? — протянула Таша, как бы соглашаясь со мной.
— И-и-и, — протянула я, слегка копируя ее манеру. — Двадцать девять пунктов — это очень много, а ты уже почти «подержанный товар», собственно, как и я.
— «Подержанный товар»? — недоверчиво переспросила Таша. По ее взгляду было видно, что она себя таковой явно не считает.
Я подалась вперед и принялась излагать свою довольно старую теорию:
— Ну смотри. Ты знаешь, что машина, выпущенная из салона, теряет 20 процентов своей стоимости? — Таша кивнула, и я продолжила. — Мы — как автомобили. После двадцати пяти теряем двадцать процентов своей… «привлекательности». А после тридцати — уже все пятьдесят. Ровесникам и даже тем, кто старше, нужны девушки помоложе. Все хотят автомобиль если не новый, то хотя бы не настолько б\у. А нам с тобой уже прилично так лет. Не самое приятное сравнение, согласна, но зато довольно наглядное.
— Да уж, — протянула Таша. — Действительно неприятное.
— Зато правдивое, — подтвердила я. — Я сама долго думала над этой теорией. Наше общество помешано на институте брака как таковом. Мне, к примеру, бабушка раз в полгода звонит и спрашивает, когда я выйду замуж и когда у меня появятся дети. А на вопрос, зачем мне дети, она отвечает одну и ту же фразу стабильно из года в год.
Таша выжидающе посмотрела на меня, а я, скопировав бабушкины интонации, выдала:
— Чтобы скучно не было.
Таша моргнула. Раз. Другой. Явно пыталась переварить потрясающий — просто бронебойный! — аргумент.
— Серьезно? Чтобы скучно не было? — наконец спросила, отмерев, Таша.
— Ага. Иногда я даже радуюсь, что не общаюсь с бабушкой по папиной линии. Двойного такого удара я бы не выдержала.
— На меня по этому поводу не наседают, — пожала плечами Таша, и в этот момент к нам подошла официантка. Мы попросили счет и продолжили разговор только после того, как расплатились.
— Ты подумай над этим: может, нужно идти, пока зовут. А то сейчас откажешь, и он обидится.
— Никита не обидится! — возразила Таша. — Он все прекрасно понимает. Знает, что мне нужно время. Я не тот человек, который бросается в омут с головой. Про меня всегда говорили, что я больше думаю.
— Если бы он все прекрасно понимал, ты бы не играла в молчанку, — подметила я. — Проблема в том, что после тридцати ты будешь хвататься за любую возможность. Как на распродаже: взять лишь бы было. А Никита — неплохой вариант. И готов взять тебя даже с двадцати процентной скидкой.
— Мерзко как-то, — скривилась Таша. — Если честно, мне не нравится твой взгляд на людей, как на вещи.
— Что поделать, — я пожала плечами и встала с кресла. — Так, я, пожалуй, пойду, нужно сегодня еще успеть к врачу, чтобы закрыть больничный. А я, с доброй руки Психчинского, сегодня снова пешком.
— А что с машиной? — спросила Таша, пока я искала в сумке мелочь для чаевых.
— Все с ней нормально, — пожала я плечами. — Меня с моего больничного вырвали, а обратно не отвезли.
— Эксплуататор, — протянула моя соседка. — Надо было трудовым кодексом пригрозить.
— Именно так я и сделала, но потом все же согласилась. В какой-то степени я ведь виновата в его разбитом носе…
Я проводила Ташу до офиса и собиралась уже идти на остановку, как заметила Психчинского. Он был какой-то странный. Взбудораженный. Стоял в фойе и озирался по сторонам, словно искал кого-то. А когда наши взгляды встретились, на его лице отразилось облегчение. Я, если честно, испугалась: походу меня снова припрут к работе.
— Слава Богу, ты еще не ушла, — выдохнул он, подойдя ко мне.
«Да, не стоило мне провожать Ташу…» — подумала я, а вслух спросила:
— Что-то случилось?
— Да, — зло отрезал он. — Белозеров случился. Точнее, Белозеровы. На пару.
В руках у Сергея Павловича была какая-то зеленая толстая папка. И он сжимал ее так, что побелели костяшки пальцев. Я не торопилась высказываться, а Психич продолжил свой монолог:
— Старший Белозеров купил участок на каком-то соляном озере и хочет построить там гостиницу. И хочет, чтобы я, взяв с собой архитектора, съездил туда на выходных: посмотреть, что и как можно сделать. Шестьсот километров туда и шестьсот обратно.
— Я не архитектор, — брякнула я, мысленно устраивая похороны своим выходным. — Я аналитик. Данные проанализировать, сводку составить. А не проект отеля делать.
Сергей посмотрел на меня, как на скудоумную, и зло выпалил:
— А я что, похож на архитектора? Нам нужно рекламный проект составить. Потому что все, что я понял из его рассказа, так это то, что: там есть целебная соль, целебная грязь и походу целебные коровы.
— Нам? А сами вы не можете? Понимаете, мне сегодня к врачу… да и больничный у меня… — пыталась я хоть как-нибудь соскочить с этой сомнительной вечеринки.
— Нет, не могу, — холодно ответил он. — Это наш общий проект. Групповой. Белозеров нам в помощь еще сыночка своего хотел всучить, но, скажи спасибо, я отбился. А к выходным с врачами разберешься.
Босс насильно всучил мне в руки папку и сказал:
— Посмотри на досуге.
— Слушаюсь… — буркнула я, тяжело вздохнув. А Психчинский, даже не попрощавшись со мной, уже припустил в сторону лифтов.
Вот в такие дни мне действительно казалось, что у вселенной со мной какие-то счеты. Неожиданная командировка, так еще и в паре с Психичем — куда уж хуже? В этот момент так и захотелось взять отпуск и свалить куда-нибудь в сторону морей.
Но, судя по всему, в ближайшее время мне светили только соленые озера и целебные коровы.
Глава 8. Провалы Психа
В жизни Сергея случались провалы. Как на личном фронте, так и на творческом, к которому Сергей относил рекламу. И если на личном ему не везло систематически, потому что мало кто мог вытерпеть, как скажет Ида, «скотско-бескомпромиссный» характер Сергея Павловича Психчинского, то в работе неудачи появлялись, стоило на горизонте замаячить фигуре Белозерова-старшего.
Так, благодаря вышеупомянутому мужчине и собственной глупости, Сергей обзавелся кличкой, как у собаки. «Психич». Ситуация была пренелепейшая. Сергей тогда только устраивался на работу в рекламное агентство, которое на тот момент еще называлось нормально, а не заставляло работников чувствовать испанский стыд: простое и лаконичное американизированное «НьюЭйдж». В то время двадцатиоднолетний Сережа, только что окончивший бакалавриат, горел идеей рекламы и сделал все, что было в его силах, чтобы устроиться туда работать.
Реклама виделась ему судьбоносной красной нитью, связывающей покупателя и потребителя. А себя в этой цепи он представлял чуть ли не богом. В рамках рекламы, конечно.
И тогда агентство «НьюЭйдж» казалось ему чем-то невероятным. Принадлежало оно пусть и не молодому, но весьма перспективному бизнесмену, который понимал, как работает реклама, и делал все для развития агентства. В «НьюЭйдж» занимались не просто отрисовкой банеров и этикеточек, как в половине других рекламных агентств в их городе. Они смотрели на рекламу широким взглядом. Занимались изготовлением проектов для квази-брендов. Маленьких. Нишевых. Индивидуальных.
Сергей костьми бы лег, но должен был устроиться помощником Михаила Белозерова. В то время штат «НьюЭйдж» был укомплектован, и они просто не нанимали сотрудников в отдел рекламы. А Сергей не хотел ждать, когда что-то случится и откроется вакансия.
Вот только Сергей никогда не учился на секретаря — он был рекламщиком со своим креативным подходом, а не носильщиком бумажек и бариста на полставки, хотя кофе, надо признать, варил отменный. Стоит ли говорить, что на собеседовании Сережу с его нагловатой манерой общения и неумением общаться с авторитетами послали прямым текстом? Белозеров орал благим матом и требовал вывести Сергея из здания.