Да мне смешно с нелепости, которая происходила между Ниной и Серафимом, но в сухом остатке я испытывала чувство лёгкой гадливости. Нина не просто угрожала парню приворотом, а действительно пошла искать человека, который мог бы это сделать.
И потому во всём, что происходило с Ниной, я не видела ни зёрнышка любви к Мочалину. Влюблённость? Да хоть отбавляй. Но не любовь.
Стояла я смотрела на стажёрку, а в голове обезьянка била в тарелки: ни одной подходящей мысли или идеи. Даже в шутку свести это всё не получалось. И Нина, несмотря на всю свою наивность и даже глупость, меня поняла.
— Вы меня осуждаете? Ведь так?
Я кивнула. Всё-таки, несмотря на мою склонность ко лжи и фантазиям, в по-настоящему важных вещах я всегда оставалась честной. Не могла иначе.
Нина тяжело вздохнула, откладывая мокрое полотенце. А во взгляде голубых глаз плескалась тоска.
— Нин, ты уж прости за прямолинейность, — откашлявшись, произнесла я, — но вы друг друга ведь даже не знаете. Ни ты его, ни он тебя. Вы за всё время перекинулись от силы десятком фраз, а ты уже рассуждаешь о какой-то любви. Великой и всепоглощающей! Даже к ведьме пошла, чтобы приворожить, раз уже герой твоего романа не шибко хочет в нем участвовать. О какой любви ты говоришь, если сама же хочешь отобрать у него право выбрать тебя?
Нина шмыгнула носом. Взгляд у неё был, как у ребёнка, которого отчитывают родители.
— А как он меня выберет? Если он даже в мою сторону не смотрит? Знаете, что он мне сказал? — голос у Нины стал надломленный, вот-вот снова разрыдается. — С любовью он смотрит только на картинки свои. А я, к сожалению, реальная девушка, а не 2D.
Я присвистнула. Это всё равно как если бы я на предложение Психа начать общаться более тесно сказала бы: «Прости милый, но ты не Печорин». Хотя, кстати, надо взять на заметку — потрясающая отговорка а-ля литературное посылание в далёкие дали.
— Он так и сказал? — решила уточнить я, потому что всё же не могла представить Мочалина, безапелляционно заявляющего такое Нине.
— Не совсем, — хмыкнула Нина, утирая слезы. Она вытащила из сумочки косметичку и принялась вытряхивать содержимое на столешницу. — Он начал сбивчиво объяснять, как он удивлён. И что совсем не думал обо мне в романтическом плане. Меня ещё ни разу так не отшивали! Он что-то ещё говорил, но я после этой фразы не смогла дальше слушать и убежала…
— Из дома? — перебила я, поражённо подумав, как стажёрка собиралась возвращаться домой.
— Нет, в его спальню, — покачала головой Нина. — И то, что я там увидела, расставило всё по своим местам. Я даже плакать не смогла, просто стояла и смотрела на голую грудастую женщину, нарисованную чуть ли не во всю стену. Я сначала настолько обомлела, что не сразу поняла, что это очень большой подрамник, приваренный к стене. А так как я застыла на пороге, Серафим, который, думаю, хотел меня остановить, врезался в меня, и мы вместе упали на пол. Я ещё так больно приложилась головой об ламинат — думала, сотрясение будет.
Я не нашлась с ответом. Перед глазами так и стояла картина «Ниночка с Фимочкой лежат на полу и смотрят друг на друга, а сверху из глаз голой женщины на них взирает Вселенная». Ну а Нина, тем временем рисуя себе новое лицо, продолжила:
— Я даже комиксы и какие-то зарисовки не сразу заметила. Они тоже были развешены по стенам, но, скажем так, терялись на фоне этой беловолосой Афродиты. Она, кстати, без лица была. Только волосы и фигура, а там, где должно было быть лицо, просто бежевое пятно, — пояснила Нина, накладывая тон. — Я была настолько шокирована увиденным, что встала, забрала вещи и ушла. А он за мной даже не пошёл — так и сидел на полу.
— Понятно, — только и смогла вымолвить я.
— А что до приворота, я тогда это, на самом-то деле, на эмоциях сказала, — Нина взяла тушь и принялась красить ресницы, глядя в маленькое зеркало, приоткрыв рот, так что некоторое время она молчала. А я тем временем решила сполоснуть посуду и отмыть плиту, так что дальнейшие разъяснения Яйцева давала моей спине: — Я бы и не стала. Только вот Фима через несколько дней подошёл ко мне в офисе и спросил, передумала ли я его привораживать. Я тогда так разозлилась! Столько дней меня игнорировал, а потом — бац — и подходит с таким вопросом после всего, что я ему наговорила. Ну, я и ляпнула, что уже скоро сделаю и будет теперь он за мной хвостиком ходить. А сама пошла искать ведьму. Если честно, я во всё это не особо верю, но у меня есть одна подружка с универа, которая постоянно ходит к вашей маме. Алиса Лучкомало.
У Марфы Васильевны постоянных клиенток Алис было человек пять. И по фамилиям я их точно не знала, потому что, когда заходил разговор о маминых клиентках, их фамилии не особо фигурировали. Чаще использовались аналогии из разряда «беременная Оля», «Света, которой чистили дом», «Женя МФЦ» — и это ещё нормальные клиенты. Странным же давались прозвища по типу «Кладбищенская Проститутка», «Женщина-фея», «Блок-на-отношения», «Богатый Бомж», «Сибирская Язва», «Ревизор Собак» и всякое такое. Так что я и правда без понятия, кто такая Алиса Лучкомало, хотя фамилия, надо признать, презабавнейшая.
— Нин, мне кажется, это даже благо, что в нашем мире мало кто верит в магию, считая, что её не существует. Представь, если бы каждый второй бежал к ведьме привораживать любимого? В каком бы мире мы тогда жили? А если бы тебя кто-нибудь приворожил? Как бы ты себя чувствовала, узнай, что любишь человека не по своему выбору, а потому что этого захотел кто-то другой? — сыпала я вопросами, оттирая плиту.
— Если смотреть под таким углом, то звучит отвратительно, — согласилась Нина.
— О чём и речь…
В этот момент из спальни донеслась мелодия моего звонка, и, так как руки у меня были мокрые и грязные, я попросила Нину сходить за телефоном.
— Кто там? — спросила я, аккуратно вытирая кофейную гущу с плиты.
— Заочно Одобрен? — с явными вопросительными нотками прочитала Нина.
Швырнув губку в раковину, я мокрыми пальцами ответила на звонок и поднесла трубку к уху.
— Привет, Серёж. Что-то случилось?
— Проснулась? — раздался не сказать чтобы сильно недовольный голос в трубке.
— Да, — ответила я.
— А алкоголичка? — последовал очередной вопрос.
Я посмотрела на Нину. Та стояла почти вплотную ко мне и потому слышала Психа, явно узнав голос. Взгляд у Яйцевой был такой, словно она узнала, что Деда Мороза не существует.
— Тоже проснулась, — стараясь не улыбаться, подтвердила я.
— Тогда привози её на студию. У нас сдвинули съёмки.
— Поняла, — и, прежде чем он успел бросить трубку, спросила: — А ты где?
— В офисе, — буркнул Псих. — Собираюсь тоже. Тебя, кстати, искала бухгалтерша, но я сказал, что отправил тебя за реквизитом, так что до обеда тебя не будет.
— Спасибо, конечно, что прикрыл, — тут я не сдержалась и улыбнулась, а у Нины, кажется, отвисла челюсть, — но тебя не смущает, что теперь пойдут слухи, что ты эксплуатируешь аналитика не по назначению?
— Обо мне уже столько слухов ходит, что одним больше, одним меньше — разницы никакой. Главное, к одиннадцати привези Яйцеву на студию. Будем считать, что это и есть тот реквизит, за которым я тебя послал.
— Ладно, — хихикнула я и отключила звонок прежде, чем отключился Псих.
Не успела я ещё отложить телефон, как Нина воскликнула, чуть ли не переходя на ультразвук:
— Вы что, встречаетесь?
— Нет, — совершенно серьёзно ответила я.
— Как это «нет»? — удивилась она, резко нахмурившись.
— Ну вот так. У нас начальная стадия затяжного психического заболевания, — пожала плечами я.
— Александра Петровна! — возмутила Нина.
— Что «Александра Петровна»? — с деланным изумлением переспросила я.
— Не ёрничайте! — Стажёрка всплеснула руками и вновь спросила: — Вы встречаетесь или нет?
— Это известно только высшим силам, — продолжала глумиться я.
— Вы вынуждаете меня пойти к Марфе Васильевне, — пригрозила Яйцева, и тут я уже не удержалась и рассмеялась.