Так что в глубине души Дар надеялся, что его за глаза она тоже хвалит, хоть и называет увальнем. В целом, он с матерью был согласен — последние годы он и правда из себя ничего не представлял. Мотался, как говно в проруби, и ни потонуть, ни толком всплыть не мог.
— Знаешь, сын, — вдруг обратилась к Дару мать, ткнув в него веткой. — Я вот одного понять не могу: в кого ты у нас такой нытик и рефлексик? Но при этом ты умудряешься маскироваться под бодрячка и циника, чтобы не отгребать за мрачное выражения мордашки.
— В деда, — без запинки ответил парень. — В кого же ещё?
— Знаешь, тебе нужен человек, который возьмёт тебя за яйца и заставит действовать. Вытащит тебя на свет из твоей клоаки самокопания и самобичевания. Потому что сам ты уже не справляешься. Ты, как бы мне неприятно это признавать, безумно ведомый человек.
— Я не ведомый! — возмутился Дар, отбросив мешок.
— Ладно, — отступила Марфа Васильевна, — может, я не совсем верно выбрала слово. Но сейчас ты на этапе...
— Мама, умные люди называют это депрессией. Когда ничего не хочется и ничего не надо.
— Дар, депрессия — это болезнь. А у тебя просто этап чрезмерного нытика. И ты из него скоро выйдешь, — женщина махнула рукой. — И судьбу свою найдёшь.
— Да неужели! — воскликнул Дарий. — Неужто твоя обещанная блондинка появится? Я её уже лет десять ищу — и всё никак. Ты мне когда ещё сказала, мол, твоя судьба, сыночка, с блондинкой? И что-то как-то не видать.
— Не там ищешь. То, что она с блондинкой, ещё не значит, что твоя судьба — блондинка, — отмахнулась мать и продолжила запихивать в мешки ромашки.
А Дар последовал её примеру, молча вымещая злость на цветочках. Дёрнул же его чёрт в старших классах попросить мать погадать ему на будущее! А она и рассказала ему, что успех его ждёт только с блондинкой, и судьба его там же. Вот ему и втемяшилось. С того дня он только на блондинок и смотрел, ища свою единственную, раз уж мама так сказала. Но что-то ему не везло. Ни одни его отношения не длились больше месяца.
Марфу Васильевну, похоже, сегодня распирало от желания поговорить, потому как через некоторое время она выдала:
— Вот знаешь, в чём разница между тобой и сестрой?
— Ну-ка просвети, — театрально взмахнул рукой Дар, а сам плюхнулся на землю.
— Её никогда не заставишь делать то, чего ей не хочется. Хоть кол на голове теши. Если ей хочется попробовать себя в роли девушки идиота — она попробует. И ты можешь ей хоть до инфаркта распинаться, разъясняя, что это дорога в никуда, а Дрия всё равно будет делать, как ей хочется.
— Ты это про Лёшика что ли? — вскинул бровь Дар.
— Про него самого. А теперь напомни мне, что случилось, когда он ей надоел, — попросила Марфа Васильевна.
— Она его выгнала. Но ты это к чему?
— К тому, что она во всём так, — ответила мать. — Если ей что-то интересно и нужно, она это делает, и чихать она хотела на мнение окружающих. А если она чего-то не хочет, то какие бы ты перед ней картины ни рисовал, ты её не заставишь это сделать. Когда она маленькая была, ей хотелось быть маминой дочкой; она за мной хвостиком ходила. И до поры до времени ей нравилось, когда за неё принимали решения, — мать скрестила руки на груди, взирая на Дара сверху вниз. — Вот только потом ей это надоело, потому что она осознала своё внутреннее «я». Дрия любит, когда её любят. И при этом она никогда не поступится собой и своей выгодой ради кого-то другого. Она по своей натуре обычная домашняя кошка.
— А я тогда кто?
— Если скажу, обидишься, — хмыкнула Марфа Васильевна.
— Не обижусь! — покачал головой мужчина.
— Дар, я тебя знаю. Ты обидишься, — не уступала мать.
— Ма-а-ам, ну я ж не маленький, чтобы обижаться! — недовольно протянул он.
Марфа Васильевна сухо усмехнулась:
— Ладно. Собака ты. Обычный домашний пёс, который виляет хвостом, когда приходит хозяин. Ты любишь любить.
— И мы снова вернулись к тому, что я ведомый, — рассмеялся Дар. — То есть мне нужен поводок и поводырь — так что ли?
— Нет, — не согласилась Марфа Васильевна, — тебе нужен человек, который будет тыкать в тебя палкой и не давать сидеть на месте. А ты, как верный пёс, будешь её защищать.
— Кла-а-асс, — протянул Дар, — и снова возвращаемся к блондинке. Мам, ты мне только одно скажи — долго мне её ещё искать?
— Если хочешь, вечером посмотрим. А сейчас поднимай свой зад и давай собирать. Нам осталось два мешка.
Дар поднялся, но, прежде чем продолжить работать, всё-таки спросил:
— Мам, а папа кто?
— Петя-то? — Марфа Васильевна даже улыбнулась. — Петечка у нас лошадь. Если впрягся, то тащит. Но если что не по нраву, то может и укусить, и со спины скинуть.
— Боюсь даже спросить, кто тогда ты в нашем семейном зоопарке?
— Как сказала однажды Дрия, ваша мать — свинья, — и Дар сложился пополам от хохота, а Марфа Васильевна тем временем продолжила, — правда мы тогда с ней ругались, потому что я, видите ли, за собой кружку не помыла, но это не так важно.
Так они и продолжили собирать ромашки и обсуждать, кто из их знакомых какое животное. Деда Васю Марфа Васильевна обозвала павлином. Княгиню Добранравову — гадюкой. Бабушку Васю — курицей-наседкой. А деда Женю — того, что папин папа — козлом. Затем она переключилась на друзей Дара. В итоге собрался приличный такой зверинец.
Периодически от слов матери Дар даже смеялся на всё поле. Так что второй день трудовой повинности выдался не таким уж и плохим. Вполне себе весёлым.
Если бы не чрезвычайная ситуация, случившаяся на обратной дороге.
С чувством выполненного долга они загрузили мешки в пикап и всё с той же улиточьей скоростью поехали домой.
Тогда-то на середине пути в жизнь Клевер Марфы Васильевны и вошла она — собака!
Возможно, так Вселенная наказывала Марфу за то, что она обозвала сына псиной.
Огромная серая, чем-то даже похожая на волка, она выпрыгнула из кустов и бросилась под колёса, истошно лая. Всё случилось так быстро и неожиданно, что Дар не сразу осознал, что происходит, а уже в следующее мгновение по инерции стукнулся лбом о приборную панель, когда Марфа Васильевна, взвизгнув, ударила по тормозам.
А дальше всё слилось в безумную карусель. Вот мать, даже не поставив машину на паркинг, отстёгивает ремень безопасности и выпрыгивает наружу. Вот Дар, потирая ушибленный лоб, дёргает за ручник, чтобы машина не покатилась, в зеркало заднего вида наблюдая за матерью, которая бежит за собакой, тушка которой при столкновении с колесом отлетела к обочине, поросшей высокой травой. При этом Дар всё пытался вспомнить, ощутил он столкновение или нет.
Марфа Васильевна тем временем уже бухается на колени возле животного, пытаясь разглядеть, что с ним. И Дар, вылезая из машины, в пятый раз за всю свою жизнь увидел на щеках матери слёзы. Именно они оглушили его куда больше, чем собака, которая, как ни странно, не истекала кровью. Зверь оказался действительно огромным, отчего его болезненная худоба ещё больше бросалась в глаза. Кости, казалось, просвечивали через кожу, а потому Дар сразу заметил, как поднималась и опускалась грудная клетка.
— Она… дышит… — услышал он сиплый голос матери. — Надо к врачу.
— Это он, — всё ещё ошалело уточнил Дар, потому что не заметить огромные яйца было сложно.
— Какая разница? — прошипела мать, утирая слёзы.
— Большая, — развёл руки Дар, показывая размер.
— Неси его к машине, сейчас же! — зло приказала мать, а псина ей поддакивающе проскулила. — Я пока такси вызову! Больше я за руль не сяду!
Сказала, как отрезала. А Дар подумал, что даже мамины защитные обереги дают осечку.
Глава 25.3 А Даром ли собака?
Поездка до ветеринарной клиники пронеслась для Дара как в тумане. Он разве что смутно запомнил, как мать препиралась с водителем о том, кто ему оплатит химчистку, если псина всё зассыт. Марфа Васильевна, злая как чёрт, протянула таксисту свою визитку с пентаграммой и самым спокойным голосом, на который была способна, принялась угрожать мужчине, мол, в его же интересах довезти их как можно скорее, чтобы больное животное ничего не сделало. А если он не поторопится, то она нашлёт на него проклятие, и проблемы с нижним краником будут уже у него. Причём долгие и болезненные. Дар сразу понял, что лучше молчать. Водитель, к его чести, после угрозы тоже закрыл рот и действительно быстро тронулся с места.