— Просто я подумал, что это был бы самый быстрый способ все взять в свои руки и разрешить наше дело.
— Самый быстрый способ взять в руки?
— Угу. В искусстве возвращения душ есть несколько способов. Ты же слышал: мэтр Согю попросил волосы. Так что мне подумалось, что, скорее всего, Доман применил такой способ возвращения душ, где используются волосы. Скорее всего, Доман сжег волосы госпожи Фудзико и господина Корэмити, а пепел использовал как вспомогательный элемент в колдовстве, вот!
— В каком колдовстве?
— Он развеял пепел от сожженных волос над могилой, в которой зарыт господин Корэмити, и один или два дня читал около могилы заклинание Тайдзан-фукун. Да и еще там всякие действия. Вобщем, если бы остались волосы обоих, можно было бы их мелко порезать, развеять над могилой, я бы вместо Домана обратился к богу мертвых, Тайдзан-фукун, с просьбой развеять заклятие возвращения душ. И в это время, если бы Доман хотел мне помешать, ему бы пришлось одновременно со мной молиться об обратном, чтобы заклятие возвращения душ не было снято.
— Вот оно в чем дело…
— Если бы мне противостоял кто-нибудь другой, не Доман, у меня бы все наверняка получилось, но в этом случае, так как Доман воспользовался искусством возвращения душ раньше меня, его сю было бы сильнее, наверное.
— Так, а что мы сейчас делали?
— Лепестки сакуры, Хиромаса.
— Лепестки?
— Ведь это ты мне рассказал о лепестках сакуры, Хиромаса!
— Я толком не понимаю, о чем ты?
— Я осознал, когда ты мне сказал. Я понял, что в крайнем случае будет достаточно просто показать лепестки сакуры такими, какие они есть… Доман ведь тоже говорил, помнишь? Безотносительно к искусству возвращения душ, сю это наше собственное сердце.
Хиромаса молчал.
— Сю в некотором смысле сильнее чем любая вещь в этом мире. Сильнее меня, сильнее тебя. У сю есть сила заставить действовать даже бога мертвых, Тайдзан-фукун!
— Неа, не понимаю.
— И ладно. Хиромаса, ты, мне кажется, на самом деле понимаешь сю гораздо глубже, чем я.
— Не может быть!
— Кстати, Хиромаса, а Хафутацу у тебя с собой?
— Да, у меня за пазухой.
— Господин Корэмити, скорее всего, снова придет, наигрывая себе на флейте. И когда он подойдет к границе круга, он по какой-либо причине может этот круг заметить и остановиться, не заходя в него. И вот если так произойдет, Хиромаса, я прошу тебя, можешь сыграть на Хафутацу?
Хафутацу — это флейта, которую Хиромаса получил в дар от демона. По крайней мере, так про это рассказывают.
— Понял. Сделаю все.
В свете светильника Сэймей и Хиромаса сидели перед Фудзико и ждали. Дверь иногда поскрипывала, словно от порывов легкого ветерка.
— Все ли в порядке? — тихим голосом спросила Фудзико. Ее голос, казалось, немного охрип, наверное, от волнения во рту пересохло.
— Если Вы будете сильны духом, то все остальное мы с Хиромасой сделаем. — Сэймей ответил на редкость ласковым голосом.
Снова наступила тишина, все трое слушали звук ветра. И вдруг!
— Он пришел, Сэймей… — тихо прошептал Хиромаса. Через некоторое время откуда-то, непонятно с какой стороны, донесся звук флейты. Вначале тихий. Однако звук постепенно нарастал, приближаясь.
— Итак… — Сэймей кивнул, и Фудзико встала. Она взялась за руку Сэймея, и вместе с ним подошла к ставням. Хиромаса пошел за ними. Пока они втроем ждали у ставней, звук флейты становился все громче. Хиромаса давно держал в руках Хафутацу, и тихо настраивал дыхание.
Звук все ближе.
Сэймей аккуратно приподнял створку ставня и выглянул в щель. Залитый лунным светом двор был хорошо виден. Во дворе имелась невысокая ограда, а за оградой виднелся чей-то силуэт. Мужчина. Одетый в суйкан, на голове высокая шапка эбоси. Этот мужчина приближался, играя на флейте. Прямо за невысокой оградой мужчина вдруг замедлил шаги.
— Хиромаса!
Услышав обращение Сэймея, Хиромаса поднес к губам Хафутацу и тихо начал играть. Неописуемые ноты, которые изливала Хафутацу, прижатая к губам Хиромасы, легко наполнили ночной воздух. Звук был чистый, казалось, что он делает прозрачными не только душу, но и тело. И как только звук флейты Хиромасы достиг его, мужчина снова шагнул, переступил через ограду и подошел к дому. И мужчина, и Хиромаса играли как одно целое. Хиромаса подстраивался к мужчине, мужчина подстраивался к Хиромасе.
Наконец, гармоничные звуки двух флейт растворились в весеннем воздухе и замолкли.
— Фудзико, о, Фудзико… — послышался голос снаружи дома. Голос был тонкий, слабый, он вползал сквозь щели двери словно паутинка. — Открой мне…