Сэймей утвердительно посмотрел на Фудзико, и она трясущимися руками открыла дверь. И в тот же миг, сливаясь с запахами весенних лугов, все вокруг заполнил густой запах земли.
— Наконец-то ты мне открыла… — сказал Корэмити.
Его дыхание было смрадным запахом гниения, таким сильным, что хотелось отвернуться. Лицо было иссиня-бледным. Суйкан, в который Корэмити был одет, дымился в разных местах. В лунном свете, льющемся с неба, тело его блестело синим, словно мокрое. Корэмити не обращал внимания на стоящих рядом с Фудзико Сэймея и Хиромасу, словно бы их там не было.
— Ну, что же, если твое сердце так страдает, я буду рядом с тобой. — ласковым голосом сказал Корэмити. Глаза Фудзико наполнились слезами.
— Я не смогу… — тихим прерывающимся голосом сказала Фудзико. — Достаточно. Хватит. Дорогой, прости меня за то, что я звала тебя… Дорогой, ты можешь быть спокоен теперь… — плача говорила она.
— Я больше тебе не нужен? — печально спросил Корэмити.
Фудзико замотала головой в стороны, словно говоря: «Нет! Нет! Нужен!», но потом она кивнула согласно и сказала так:
— Пожалуйста, дорогой, уходи к себе…
Казалось, что Корэмити сейчас заплачет. Он посмотрел на Фудзико, потом, словно прося о помощи, взглянул на Сэймея, взглянул на Хиромасу. Когда его взгляд остановился на флейте в руках Хиромасы, он спросил:
— Это были Вы?
У Хиромасы голос застрял в горле, и он просто кивнул.
— Прекрасная флейта… — после этих слов лицо Корэмити начало медленно разрушаться. Изменился цвет кожи, она растаяла, вытекли глазные яблоки, показались белые кости черепа и зубы. Словно бы в последнем крике, рот Корэмити открылся, но звуков он не произнес. Прямо на том же месте Корэмити развалился. В лунном свете остался лежать человеческий труп, изгнивший так, словно он пролежал в земле полгода. Кости того, что когда-то было рукой, крепко сжимали флейту.
Это лежал лепесток сакуры, с которого сняли заклятие сю.
Женщина начала тихо тихо всхлипывать, затем всхлипы перешли в тихие, изо всех сил сдерживаемые рыдания.
©Перевод: С. С. Колышкина, 2004–2010