— В каком банке он держал деньги? Я имею в виду его личный банковский счет.
— В трастовой компании «Голден Гейт».
— Есть его фотографии?
— Да.
Цумвальт достал из ящика стола два снимка: один анфас, другой в три четверти. На них был запечатлен мужчина средних лет, с худым лицом, с проницательными глазами, расположенными слишком близко друг к другу, и с темными редкими волосами. Даже при всей своей плутоватости лицо было довольно приятным.
— Что насчет его родственников, друзей и так далее, особенно насчет знакомых женщин?
— Из родственников у него только брат в Чикаго. Что касается друзей, то их у Дэна столько же, наверное, сколько у любого жителя Сан-Франциско. Дэн поразительно общительный человек. В последнее время он хорошо ладил с миссис Эрншоу, она жена агента по недвижимости. Живет, кажется, на Пасифик-стрит. Не знаю, насколько они были близки, но Дэн часто звонил ей по телефону, да и она сама звонила ему сюда почти каждый день. А еще есть девушка по имени Ева Дати, актриса кабаре, она живет в доме 1100 на Буш-стрит. Вероятно, были и другие, но я знаю только про этих двух.
— Вы уже просмотрели вещи, которые он оставил здесь?
— Да, но вы, наверное, и сами хотели бы с ними ознакомиться.
Он проводил меня в кабинет Рэтбоуна: тесная комнатка, места в которой хватало только на стол, шкаф с документами и два стула. Двери выходили в коридор, в приемную и к Цумвальту.
— Пока я осматриваюсь, вы могли бы сделать список серийных номеров пропавших облигаций, — сказал я. — Вряд ли это нам сразу поможет, но мы договоримся, чтобы Министерство финансов сообщило, когда и где появятся купоны.
Я не надеялся найти что-либо в кабинете Рэтбоуна — и не нашел.
Перед уходом я расспросил стенографистку и бухгалтера. Они уже знали об исчезновении Дэна, но им еще не было известно, что облигации тоже пропали.
Девушка, ее звали Милдред Нарбет, сообщила, что двадцать восьмого — в день, когда Рэтбоун поехал в Нью-Йорк, — он продиктовал ей два письма, и оба были связаны с бизнесом компаньонов. Также он распорядился, чтобы Милдред отправила Куимби забронировать билеты и сдать чемоданы в багаж. Вернувшись с обеда, она распечатала письма и отдала Рэтбоуну на подпись, причем едва успела перехватить его до отъезда.
Джон Куимби, бухгалтер, описал багаж, который сдавал в багажное отделение: два больших чемодана из свиной кожи и саквояж из кордовской дубленой кожи, к тому же, он точно помнил номер того места, которое заказал Рэтбоуну в вечернем поезде: нижнее четвертое в восьмом вагоне. Компаньоны были на ланче, когда Куимби вернулся в контору, поэтому он положил билеты и багажные квитанции Рэтбоуну на стол.
В гостинице я узнал, что Рэтбоун съехал утром двадцать седьмого, сдав номер, но оставил два чемодана, поскольку собирался снова там поселиться после возвращения из Нью-Йорка, через три-четыре недели. Больше ничего интересного персонал гостиницы мне не сообщил, кроме, пожалуй, того, что постоялец уехал на такси.
На стоянке такси я нашел водителя, которой отвозил Рэтбоуна.
— Рэтбоун? Конечно, помню! — ответил он, не вынимая изо рта мятую сигарету. — Видать, вы про тот день, когда я отвез его к трастовой компании «Голден Гейт». У него была парочка больших желтых чемоданов и один маленький коричневый. С этим маленьким он помчался в банк, и выглядел так, словно кто-то наступил ему на любимую мозоль. Потом я отвез его к Фелпс-билдинг, — значит, таксист доставил клиента к тому зданию, где располагалась контора Цумвальта и Рэтбоуна, — и он даже пяти центов не накинул мне сверх тарифа!
В трастовой компании «Голден Гейт» пришлось долго убалтывать и даже умолять, но, в конце концов, мне выдали то, что я просил: двадцать пятого числа, в последнюю субботу перед отъездом, Рэтбоун снял со счета почти пять тысяч долларов. От трастовой компании я направился к багажному отделению на паромной пристани Ферри-билдинг и при помощи сигары добыл право просмотреть записи за двадцать восьмое. Под этой датой значилась только одна партия из трех чемоданов, отправленная в Нью-Йорк.
Я отбил телеграмму в нью-йоркскую контору нашего агентства, указав контрольный номер багажа и описание внешности Рэтбоуна, с поручением отыскать чемоданы, а через них — и самого Рэтбоуна.
В компании Пульмана мне сообщили, что вагон № 8 — это вагон прямого сообщения, и обещали выяснить за пару часов, до самого ли Нью-Йорка занимал Рэтбоун свое место.