Затем продолжила поиски черной пуговицы для голубой джинсовой рубахи Стэна, мимоходом отметив, что беседа шла по накатанной дорожке: Стэнли хмыкал время от времени и затем спросил: «Ты уверен, Майк?» Наконец, после длинной паузы, он сказал: «Хорошо, я понял. Да, я… Да-да, все. Я представляю себе. Я… что? Нет, не знаю… О? Это он?.. Да, будь уверен! Конечно, я готов. Да… конечно… спасибо… да… До свидания». И он положил трубку.
Патти бегло посмотрела на него, слепо уставившегося в пространство над телевизором. В шоу тем временем семья Райанов сорвала аплодисменты, угадав популярный ответ («математика») на вопрос: «Какую дисциплину более других ненавидят школьники?» Райаны запрыгали от радости, угадав. Стэнли, однако, оставался хмурым. Позже она говорила родителям, что его лицо было каким-то неестественно-бледным, умолчав о том, что тогда приписала эту бледность неверному свету настольной лампы с зеленоватым стеклом.
— Кто это был, Стэн?
— Хм? — Он повернулся в ее сторону. Патти показалось, что в его рассеянном взгляде угадывался оттенок раздражения. Позднее, раз за разом проигрывая эту сцену, она пришла к выводу, что у Стэнли было лицо человека, с каждой минутой все более отдалявшегося от реальности, на глазах становящегося чужим.
— Кто звонил?
— Никто, — ответил он. — Правда, никто. Я думаю, надо принять ванну. — И он поднялся.
— Что, в семь часов?
Он не ответил и вышел из комнаты. Она должна была спросить его, в чем дело, догнать и узнать, все ли в порядке с его желудком: он обладал сексуальной раскованностью, но был до смешного сдержан в других естественных проявлениях. Тем временем на экране появилась новая семья — Пискапо, и Патти предвкушала, что вот сейчас Ричард Доусон наверняка придумает что-нибудь забавное, чтобы обыграть фамилию, а она уже потратила массу времени на поиски черной пуговицы, хотя помнила, что в коробке их была чертова уйма, и куда они запропастились — один Бог знает…
Потому она позволила ему выйти, не обратив особого внимания на этот факт — пока случайно не зацепила взглядом пустующее кресло. Через некоторое время прекратился шум воды в ванной… но дверь не открывалась, и это означало одно-единственное: что Стэнли еще там с банкой пива. А она-то хороша: кто-то позвонил ему, окатил помоями, а родная жена даже не выразила сочувствия. Сказала она ему что-нибудь утешительное? Нет. Может быть, попыталась отвлечь? Тоже нет. Ну хоть поинтересовалась, в чем дело? И опять нет. И все это из-за дурацкого шоу и из-за пуговиц (Патти нашла, наконец, себе оправдание).
Ладно, она исправится, принесет ему еще банку пива, сядет на край ванны, погладит спину, изображая гейшу, вымоет ему голову и — попутно — выяснит, в чем трудности или кто это был…
И Патти, прихватив банку пива, поднялась наверх. Первое, что поставило ее в тупик, — закрытая дверь ванной. Не просто прикрытая, а запертая на задвижку. У Стэнли не было привычки запираться в ванной. Закрытая дверь означала, что он справляет нужду. Если он пользовался ванной, дверь была открыта.
Патти заскребла по двери ногтями. Удивительно, но факт — она не могла припомнить в их семейной жизни подобного случая.
Беспокойство ее росло; ей вдруг вспомнилось озеро Карсон, где она плавала еще девчонкой. В начале августа вода в озере была еще теплой как парное молоко. Но в некоторых местах были холодные течения; попадая в такое место, человек чувствовал, как вдруг температура падала градусов на двадцать. Именно такое ощущение и полоснуло сейчас Патти. Волна холода подкатила под сердце.
— Стэнли? Стэн?
Она уже не просто царапала по двери — она осторожно стучалась.
— Стэнли?
Сердчишко пыталось вырваться из груди. Стало труднее дышать.
— Стэнли?!
Не столько эхо ее собственного голоса, сколько совершенно посторонний странный звук вверг Патти в панику. Этакий слабый звук — будто капала вода. Плиньк… пауза. Плиньк… пауза.
Воображение мгновенно нарисовало каплю, формирующуюся на кончике крана, раздувавшуюся, тяжелевшую (будто она беременна!) и затем отрывавшуюся… Плиньк!..