Рикки Ли снял с полки пивную кружку и поставил под кран.
— Не стоит, Рикки Ли.
Рикки даже обернулся от удивления и, когда Бен Хэнском оторвался от своих рук, был уже всерьез напуган. Потому что м-р Хэнском выглядел не как взволнованный актер, не как подхвативший где-то вирус или что-то в этом роде. Казалось, он только что пережил серьезное потрясение и пытается осознать теперь степень его серьезности.
«Кто-нибудь умер. Он неженат, но семья-то есть у любого, и вот кто-то из них умер. Конечно, черт побери…»
Кто-то сунул в автомат четвертак, и Барбара Мандрелл запела про пьяницу и одинокую женщину.
— У вас все в порядке, мистер Хэнском?
Бен поднял на него взгляд; глаза постарели сразу лет на десять — нет, на двадцать лет выглядели они старше, чем были только что, и — черт побери! — появилась седина в волосах. Рикки Ли готов был поклясться, что раньше ее не было.
На лице Бена Хэнскома застыла улыбка. Нет — болезненная гримаса, зловещая, ужасная. Ухмылка мертвеца.
— Вряд ли, Рикки Ли. Нет, сэр. Во всяком случае, не сегодня.
Рикки Ли поставил кружку на место и подсел к Хэнскому. Бар был пуст, как он обыкновенно пустел по окончании футбольного сезона по понедельникам. В зале оставалось человек двадцать. У двери в кухню сидела официантка Анни, играя в крибедж с низкорослым поваром.
— Плохие новости, мистер Хэнском?
— Да, верно, плохие. Плохие вести из дома, — Хэнском взглянул на Рикки невидящими глазами.
— Примите мои соболезнования, мистер Хэнском.
— Благодарю, Рикки Ли.
Он замолчал, и только Рикки Ли собирался поинтересоваться, не может ли он чем-нибудь помочь, как вдруг Хэнском произнес:
— Есть ли у тебя виски, Рикки Ли?
— Для остальных в этой навозной куче «Четыре розы», — откликнулся Рикки Ли, — а для вас, я полагаю, найдется «Пугливая индюшка».
Хэнском усмехнулся.
— Прекрасно, Рикки Ли. И знаешь, достань-ка пивную кружку. Сделай милость, наполни ее доверху.
— Доверху? — переспросил Рикки Ли, ошарашенный неожиданным заказом. — Боже правый, мне же не вынести вас отсюда! («Придется вызывать «скорую», подумал он про себя.)
— Не думаю, — буркнул Хэнском. — Не сегодня.
Рикки Ли внимательно вгляделся в Хэнскома — не шутит ли? — и понял, что этого нет и в помине. Снял с полки кружку и достал из-под бара бутылку «Пугливой индюшки». Горлышко мелодично звенькнуло. Хэнском зачарованно наблюдал, как булькает виски. Рикки Ли подумал, что сейчас в мистере Хэнскоме даже больше от техасца, чем когда-либо: он сам отродясь не пил столько этого проклятого виски.
«Какая там к черту «скорая»! Когда он хряпнет «малышку», надо будет звонить в Сведхольм и вызывать Паркера и Уотерса с гробовозкой».
Тем не менее он принес полную кружку и поставил ее перед Беном: еще отец Рикки Ли учил, что, когда клиент в здравом рассудке, надо принести ему то, за что он платит, будь это даже моча или яд. Рикки так и не решил для себя, хороший это совет или не слишком, но давно уяснил, что уж если содержишь бар, то этот совет все-таки предохраняет от угрызений совести в случае чего…
Хэнском задумчиво взглянул на пивную кружку и спросил:
— Почему бы тебе не повторить то же самое для себя, Рикки Ли?
Тот медленно, не отрывая глаз от кружки, помотал головой, не встречаясь с глазами Бена Хэнскома.
— Нет. Это единственная бутылка.
На этот раз улыбка Хэнскома была более естественной.
— Ну ладно, Рикки Ли. Тогда я покажу тебе, чему меня научили в Перу в 1978. Я работал с парнем по имени Фрэнк Биллингс, наверное, ты уже слышал от меня об этом. Он подцепил лихорадку, и доктора напичкали его чертовой уймой антибиотиков, ни один из которых ему так и не помог. Он угасал пару недель и умер в конце концов. И вот чему меня научили индейцы, строившие по его проекту. Их напиток — сильная штука. Делаешь глоток и чувствуешь: хорошо пошло, без проблем. И вдруг во рту будто закипает, а в груди так просто сплошной ожог. А местные пьют это как кока-колу и никогда не страдают от похмелья. Я еще ни разу не пробовал пить по их методу. Но сегодня, полагаю, случай подходящий. Принеси, пожалуйста, несколько ломтиков лимона.
Рикки принес четыре и положил на чистую салфетку рядом с кружкой виски. Хэнском взял один из них, запрокинув голову, будто собираясь закапать глазные капли, и выжал сок в правую ноздрю.