Он вышел на узкую тропинку, проложенную на голой земле. Минуту рассматривал ее, затем тряхнул головой, пересек тропинку и углубился в мелколесье. Теперь он шел медленнее, раздвигая кусты, а не наступая на них. Он все еще двигался в основном параллельно потоку, у которого играли дети. Даже через заслонявшие поле зрения кусты и деревья он смог разглядеть, что поток здесь намного шире, чем в том месте, куда упали он и Генри.
Здесь был еще один бетонный цилиндр, едва видимый среди путаницы черничных зарослей, и он спокойно жужжал про себя. Позади насыпь обрывалась в поток, старый сучковатый вяз криво склонялся над водой. Его корни, наполовину выставленные наружу из-за эрозии берега, выглядели, как спутанные грязные волосы.
Надеясь, что здесь нет насекомых или змей, но слишком уставший и испуганный, чтобы всерьез озаботиться этим, Бен спустился между корнями вниз, в мелкую пещеру. Он отпрянул, когда корень сердито ткнул его, как палец. Потом немного поменял положение, и стало удобнее.
Сюда и подошли Генри, Белч и Виктор. Что-то словно влекло их на эту тропу. Какой-то миг они стояли совсем рядом и, вытянув руку из своего тайника, он мог бы дотронуться до них.
— Держу пари, он где-то здесь, — сказал Белч.
— Ну хорошо, пойдем выясним, — ответил Генри, и они пошли назад тем путем, каким пришли.
Через несколько минут Бен услышал, как он заорал:
— Что за хреновину вы здесь делаете, парни?
Последовал какой-то ответ, но Бен не расслышал: дети были слишком далеко, да и река, это была, разумеется, Кендускеаг, очень шумела. Но голос у парня был испуганный. Бен мог только почувствовать ему.
Затем Виктор Крисс сказал что-то, совсем непонятное Бену:
— Хреновая запруда сопляков. — Запруда сопляков? А может, Виктор сказал: хреновая компашка сопляков?
— Давай-ка сломаем ее! — предложил Белч.
Последовали крики протеста, кто-то закричал от боли, кто-то заплакал. Да, Бен мог посочувствовать им. Не сумев поймать его (по крайней мере, пока что), они решили отыграться на других детях.
— Конечно, ломай ее, — сказал Генри.
Всплески. Крики. Утробный смех Белча и Виктора. Полный страдания, взбешенный крик одного из ребят.
— Держи свое говно при себе, заика-уродец, — сказал Генри Бауэрc. — Я не намерен больше терпеть говна ни от кого.
Раздался треск. Шум бегущей воды усилился, и на мгновение поток взревел, перед тем, как снова успокоиться. Бен мгновенно понял. Хреновая запруда сопляков, да, вот что сказал Виктор. Дети — двое или трое, как ему послышалось, когда он шел мимо, — строили запруду. Генри и его друзья только что разнесли ее. Бену даже показалось, что он знает одного из этих мальчиков. Единственный «заика-уродец», которого он знал по школе в Дерри, был Билл Денбро из параллельного пятого класса.
— Ты не должен был этого делать! — выкрикнул тонкий испуганный голос, и Бен узнал и этот голос, хотя сразу не смог соотнести его с лицом.
— Зачем ты это сделал?
— Потому что мне так захотелось, болваны! — разъярился снова Генри.
Раздался глухой звук. Кто-то закричал от боли. Затем последовал плач.
— Заткнись, — сказал Виктор. — Заткнись, ты, а то я вырву твои уши и подвяжу их под подбородком.
Плач перешел в прерывистые всхлипывания.
— Мы пошли, — сказал Генри, — но прежде я хочу узнать одну вещь. Вы за последние десять минут не видели жирного парня? Большого жирного парня в крови и порезах?
Короткий ответ мог означать только «нет».
— Уверены? — спросил Белч. — Лучше быть больше уверенными, нюни.
— Я у-у-уверен, — ответил Билл Денбро.
— Пошли, — сказал Генри. — Он, возможно, перешел туда вброд.
— Та-та, мальчики, — сказал Виктор Крисс. — Это была запруда сопляков, поверьте мне. Ни к черту не годится.
Звуки шлепанья по воде. Снова донесся голос Белча, но теперь уже дальше. Бен не мог разобрать слов. Да он и не хотел разбирать слова. Мальчик вблизи снова заплакал. Другой его успокаивал. Бен решил, что их двое — Заика Билл и плачущий.
Он полусидел-полулежал в своем укрытии, слушая двух мальчиков у реки и затихающие голоса Генри и его динозавров-приятелей, рвущихся к дальней стороне Барренса. Солнечный свет блеснул ему в глаза, кругляшки света замелькали на спутанных корнях над ним и вокруг него. Здесь было грязно, но уютно и… безопасно. Звук бегущей волны успокаивал. Даже плач ребенка действовал умиротворяюще. Его собственные боли притупились, как бы сошлись в один узел; голоса динозавров полностью растворились в воздухе. Он немножко обождал, просто чтобы убедиться, что они не возвращаются.