— Ну, если у нас осталось всего пару часов, — говорит он, и бабочки вспыхивают, превращаясь в пепел, когда взрываются, — давай хорошенько постараемся провести их с пользой.
Одним быстрым движением он притягивает меня к себе, а я веду неравный бой между гордостью и желанием. Я пожалею о том, что отказалась от последнего раза быть с ним только потому, что моя гордость чувствует, что стою большего. Я стою большего. Но... к черту все. Я устала думать. Слишком утомительно пытаться стать взрослой.
Моя здоровая рука перебирает пряди его волос, а Джилл скользит по его плечу. Он так любит целовать меня, что даже не жалуется на то, что она подобралась слишком близко к его горлу.
Одна его рука скользит вниз, хватая меня за задницу, и я стону ему в рот, когда Роман начинает вести меня обратно, заставляя мои ноги слепо следовать по пути в обратном направлении. Он поднимает меня на лестнице, и мои ноги болтаются, но наши губы при этом не разлипаются.
В том, как он целует меня, почти чувствуется отчаяние, как будто этот мужчина против того, чтобы превращать все в интрижку, каковой являюсь для него я. Но он ничего не говорит. Изливает весь свой гнев в этот поцелуй, и я чувствую его вкус, потому что в этот раз он грубее... почти наказывает меня за столь ранний побег.
Даже в том, как он обнимает меня, чувствуется грубость, а я думаю, что здесь чертовски жарко. Может, на этой неделе мне следовало больше злить его, а не пытаться заставить влюбиться в меня.
Когда мои ноги касаются пола, Роман запускает обе руки в мои волосы, его пальцы запутываются в прядях без нежности или осторожности. Мы падаем на кровать с тем же безрассудством. Даже не уверена, когда мы оказались в его комнате — думаю, это его комната.
Я снова стону, когда он вжимается в меня, его бедра идеально располагаются между моих ног для максимального контакта. Он вбирает в себя мои звуки, пропуская руку между нашими телами, чтобы задрать юбку на моих бедрах. Но я должна произвести впечатление.
С помощью Джилл я отталкиваю его от себя, и он падает на кровать, удивленно моргая. Его удивление заканчивается, когда Джилл, как дикарка, рвет на нем штаны. Блин, мне, правда, нужно держать в уме, какая она сильная.
Вздох, похожий на шипение, срывается с его губ, когда он напрягается, а я издаю внутренний стон. Это должно было быть намного сексуальнее, по крайней мере, так было... в моей голове.
— Извини, — говорю я ему, гримасничая, указывая на изуродованный перед его штанов.
— Пока, Джилл, — весело говорит он.
Нет. Нет. Нет. Мне не нужны развлечения. Я хочу жесткую сексуальность.
Решившись, я поспешно отстегиваю Джилл, а он смотрит на меня, не сводя глаз с моего лица, когда бросаю ее на пол. Она барахтается на земле, производя некоторое количество шума, так как пластырь все еще на моей шее и командует ею без учета моих намерений.
Пытаясь спасти свою сексуальность, я наклоняюсь и стягиваю с него трусы. Он приподнимает бедра, помогая мне стянуть их и штаны с ног, и его очень заметная эрекция внезапно оказывается перед моим лицом. Я беру головку его члена в рот без предупреждения, минуя все прелюдии.
На этот раз, когда его дыхание со свистом вырывается сквозь зубы, причина совершенно иная. За этим вздохом следует стон, и одна из его рук вонзается в мои волосы, когда я втягиваю в себя всю его длину еще глубже.
— Что, черт возьми, ты со мной делаешь? — стонет он, когда я медленно поднимаюсь.
Мои глаза встречаются с его, когда его член вырывается из моего рта, и я держу его рукой, пока говорю.
— Хочу убедиться, что ты меня запомнишь, — тихо говорю я.
Во взгляде мелькает какое-то неведомое чувство, но я снова беру его в рот, заканчивая взгляд сексуальными воспоминаниями, которые я намереваюсь запечатлеть в нем, как только он будет думать об этой сумасшедшей неделе.
По крайней мере, на пару часов я планирую заменить каждую «забавную» мысль в его голове горячими, грязными видениями, которые он будет видеть каждый раз, когда закрывает глаза.
***
Роман в отключке, а я улыбаюсь, гордясь собой за то, что так измотала его. Осторожно высвобождаюсь из-под его тела, обвившегося вокруг меня.
Бросив на него последний тоскливый взгляд, поднимаю руку с пола и иду через ванную обратно в комнату. Любое прощание могло привести к тому, что я превращусь в рыдающую Кашу, а, кроме того, у нас был с ним прощальный перепих. И это был просто недельный перпихо-роман, так что перепихо-прощание не уместно в данной ситуации.