Как он мог так подумать? Я сглатываю комок в горле.
— У меня нет ни одного хорошего воспоминания о детстве без тебя. Я не просто потеряла того, кого любила, потеряла самого близкого друга. — Посмотрев на него, я спрашиваю. — Ты скучаешь по мне? Все эти годы ты думал обо мне?
— Конечно, думал. В первый год я так страдал, что едва мог делать обыденные вещи. И когда я, наконец, поинтересовался у брата о тебе, он сказал, что ты переехала, поступила в колледж. У тебя все было в порядке, а мне же нечего было тебе предложить. Моя мать была якорем на шее. Я сожалею о том, что ушел и не связался с тобой до сих пор, но не сожалею о том, что вытащил тебя из этой передряги. Ты заслуживала лучшего. Но теперь нас ничто не разделяет.
Вообще-то разделяет. Мой мозг говорит мне бежать из-за того, что случилось в прошлый раз, единственный раз, когда я была влюблена. Не хочу ошибиться снова. Может быть, у нас будет несколько месяцев, до того, как наскучу ему, а потом он уедет, и я снова останусь ни с чем. Может, моя жизнь и не идеальна, но я счастлива. Мне просто нужно вернуться домой к своей рутине, о которой нужно вспомнить.
— Мне очень жаль. Я хочу оставаться на связи, но больше ничего обещать не могу. Я всегда буду заботиться о тебе, но я уже не та, кого ты оставил в постели прошлый раз.
Он снова вздыхает, крепче обнимая меня, и я поворачиваюсь, чтобы поцеловать его в последний раз, прежде чем встать на ноги и направиться обратно в особняк. Я не должна оглядываться, но ничего не могу с собой поделать. При виде его, сидящего на ступеньках беседки с галстуком в руке и печально глядящего в землю, у меня текут слезы. Это никогда не сработает. Я поступаю правильно.
Не так ли?
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Каша
— Отдай мне это! — рявкаю я, борясь с птичьим апокалипсисом, чтобы вырвать кошелек у упрямой, безжалостной, злобной чайки.
Она тянет на себя. Я тяну. Джилл тянет. И двое против одного, в конце концов, побеждают, но когда крылатый зверь отпускает мой кошелек, инерционное движение направлено в мою сторону. Крик срывается с моих губ, когда я отъезжаю назад, скользя по земле в платье за восемь тысяч долларов, которое мама купила мне накануне вечером — платье, которое мне действительно идет.
Мне тоже нравится это платье, черт возьми!
— Я была сексуальна в нем, засранка! — кричу я на птицу, которая... Эта ублюдочная тварь, что смеется надо мной? Я ни к кому конкретно не обращаюсь, обвиняюще тыча пальцем в обидчика.
Роман внезапно поднимает меня с земли за руки, пока мои ноги снова не касаются твердой почвы. Он пытается говорить сквозь смех, но безуспешно. Я свирепо смотрю на него, когда он, наконец, берет свою несвоевременную вспышку веселья под контроль, но потом снова сгибается пополам, теряя самообладание.
— Нет! — кричит мама, борясь за подушечку для колец — к которой все еще привязаны кольца — с особенно настырной чайкой, у которой глаз наметан на изысканные украшения.
Хит подныривает, хватая птицу, а мама буквально падает в обморок от его героизма.
— Это не моя вина! — кричу я ей, просто чтобы удостовериться в том, что она это знает.
Это полностью вина Хенли. И сорванцов Малдеров. Это не моя вина. По большей части вина не моя. Я всего лишь помогала ей поменять голубей на чаек.
В то время это казалось хорошим, безобидным планом.…
Роман хватает меня за талию, спасая от удара. Как будто эти твари голодают, и они просто продолжают прилетать из ниоткуда. И Роман уже не может спасти меня вовремя от следующей атаки.
Джилл — я чертовски люблю ее в этот момент — дергается, чтобы защитить мое лицо, и птица, которая врезается в нее, падает на землю, ошеломленная таким поворотом.
Роман берет меня за руку — очевидно, не Джилл — и начинает тащить сквозь толпу обезумевших людей, которые борются за свои жизни. Ладно, может, они просто борются за свои шиньоны, украшения и клатчи, но это ситуация может стать еще хуже!
Пока мы плетемся, уворачиваемся и спотыкаемся, Роман продолжает смеяться, как будто это его первая поездка на детскую площадку. Проклятый непробиваемый мужик.
Когда мы сворачиваем за угол, Гретхен и Джейн все еще дергают друг друга за волосы, а Андерсон пьет пиво с двумя шаферами. Все трое наблюдают за схваткой, хотя Андерсон, кажется, мысленно за тысячу миль отсюда.
— Это была ты! — кричит Джейн, хлопая Гретхен по руке, как будто они играют в «горячие руки». Гретхен шлепает ее по руке, только укрепляя это предположение.
— Конечно, это была я! То платье, которое я хотела купить, купила ты! Ты не заслуживаешь носить его! — рычит Гретхен.