– Тебе чего, Игея? – голос Акулова заставил девушку резко обернуться.
– Э… Юрий Олегович, – Уля решила, что просто возьмёт и задаст этот грёбанный вопрос. И пусть он до конца жизни считает, будто это она в него втюрилась, – Мы готовим сюрприз к празднику…
– Так, – физик скрестил руки на груди. Школьники, с которыми он болтал, убежали по своим делам.
– И… – это же так просто. Она вся сжалась и зачем-то посмотрела учителю в глаза. Оказывается, они зелёные. Не чёрные, как у демонов, а зелёные. Вот такое противоестественное свойство. Перед тобой чёрт с рогами и копытами, но с красивыми зелёными глазами.
– Не томи, Игея. Скоро звонок, – он постучал пальцем по своим наручным часам. – Ты хотела задать вопрос по тестам. Что-то не понятно?
– Не совсем… Точнее, нет… Не насчёт тестов. У… – она всё ещё смотрела ему в глаза, как заворожённая и не в силах оторваться. – У вас есть… девушка? – последнее слово слетело с губ, как птица со сломанным крылом вниз с обрыва без шансов на спасение.
– Чего? – физик поражённо уставился на неё, уж от кого-кого, а от неё он такого никак не ожидал, – Зачем тебе это?
– Я же говорю… Для сюрприза… – наконец-то она смогла отвести взгляд в сторону, мимолётом обернувшись на Аню.
– Живо в кабинет! – Без прелюдий, небрежно схватив ученицу за предплечье, завел её в класс математики. Уля даже не успела сообразить, что произошло, и каким образом она очутилась в кабинете один на один с ним, – Ну, рассказывай, чего вы там со Смирновой затеяли?
Лицо физика стало серьёзнее некуда, не злое, слава Богу. Но и от такого выражения у неё по спине галопом забегали мурашки. Сейчас он выглядел ещё более ужасающе, чем, когда сердился.
– Да ничего мы не затеяли. Это сюрприз, – Уля пыталась совладать с трясущимися голосовыми связками, но удавалось это не особо хорошо. И она всеми силами старалась придерживаться плана. Я тебя прибью, Анька!
– Тогда для чего тебе эта информация? Учтите, я не в каких конкурсах, типа «Бутылочка», участвовать не стану, – заявил он, одной рукой опершись о стену. Теперь он буквально нависал над своей ученицей, как великан.
– Да нет, там всё прилично будет, – её щёки залились краской. Такой подставы от собственной подруги она никак не ожидала. А физик так и продолжал стоять, перегородив путь к выходу.
– Смотрите у меня, – грозно предупредил он и наконец-то опустил руку. – Всё, иди, сейчас урок начнётся, – сам он направился к учительскому столу. Уля ещё пару секунду неловко постояла, переминалась с ноги на ногу, и снова спросила:
– Так у вас есть девушка или нет? – в конце концов, не зря же она вытерпела все эти мучения.
– Конечно есть! – чуть ли не заорал он. Уля подпрыгнула от такого грубого ответа.
– А такое чувство, как будто нету! – в сердцах бросила она и вылетела вон из класса, разгорячённая, злая и трясущаяся от гнева.
После, Уля будет корить себя за то, что ляпнула такую ерунду учителю в глаза. Ведь он немаленький и наверняка додумался, что она имела в виду. А ввиду она имела, то состояние, когда человеку не хватает секса. Год назад она смотрела передачу (мама была на работе, а Ника в школе) о влиянии секса на организм человека. Так вот если секс отсутствовал, то, как правило, это выливалось в негативное настроение. Ну, так говорили в передаче. Сама она не могла знать наверняка. Секса у неё ещё ни разу в жизни не было.
– Ну что? – встретила её Аня, когда Уля вылетела из кабинета, краснощёкая с растрепавшимися волосами и с огромными оторопелыми глазами. Химичка уже открыла свой кабинет, поэтому коридор опустел. Все одноклассники зашли в класс.
– Да! – зло бросила Уля. Поганое настроение продлилось до следующего дня. Славу Богу, хоть дополнительных занятий по физике в этот день не было.
VII
Ещё до окончания уроков, Аня придумала, какой сделает сюрприз для физика.
– Я сочиню стих, – важно, но при этом шёпотом, произнесла подруга. Ульяна удивлённо вскинула одну бровь. Учительница по истории рассказывала о древней Японии, – Я придумаю такой стих, чтобы, услышав, его он всё понял.
Это идея воодушевляла её, но не Улю. Она знала – физик черствея старого куска хлеба, завалявшегося в хлебнице с прошлого года и никакие стихи, его не проймут.