Поэтому по многим причинам Бен увильнул от рассказа.
– Нет, мама, – сказал он. – Только мистер Маккиббон рылся в чужих отходах.
Это заставило ее засмеяться – она не любила мистера Маккиббона, который был республиканцем, а также «кристером», и ее смех закрыл тему. В эту ночь Бен доли) не спал, но никакие мысли о том, что его бросили на произвол судьбы, сиротой в этом жестоком мире, его не беспокоили. Он чувствовал себя любимым и защищенным, когда лежал в постели, глядя на лунный свет, проникавший через окно и ложившийся через кровать на пол. Он то прикладывал часы к уху, слушая их тиканье, то подносил их к глазам, восторгаясь их прозрачным радиевым диском.
В конце концов он заснул, и ему приснилось, что он играет в бейсбол с другими мальчишками на пустой площадке за стоянкой грузовиков «Трэкер Бразез». Только что у него был удачный мяч, и товарищи по команде радостно тузили его и хлопали по спине. Они подняли его на плечи и понесли туда, где были разбросаны бейсбольные принадлежности. Во сне он сиял от гордости и счастья.., а затем взглянул на центральное поде, где цепное ограждение отмечало границу между зольной площадкой и травой, а потом отлого спускалось к Барренсу. В спутанной траве и низком кустарнике, почти что вне поля зрения, стояла фигура. Она держала связку воздушных шаров – красных, желтых, синих, зеленых – в одной руке, на которой была белая перчатка. Другой рукой она раскланивалась. Ему не видно было лица фигуры, но он видел мешковатый костюм с большими оранжевыми пуговицами-помпонами и болтающимся желтым галстуком-бабочкой.
Это был клоун.
«Верно, кролик», – картавым голосом согласился фантом.
Когда Бен проснулся на следующее утро, он забыл сон, но его подушка на ощупь была мокрой.., как будто он плакал во сне.
7
Он подошел к абонементному столу в детской библиотеке, отряхиваясь от вереницы мыслей, вызванных надписью о комендантском часе, как собака отряхивается после купания.
– Здравствуй, Бенни, – сказала миссис Старретт. Как и миссис Дуглас в школе, она искренне любила Бена. Взрослые, особенно те, которым долг службы повелевал следить за дисциплиной детей, обычно любили его, потому что он был вежлив, смышлен, иногда даже забавен, не шумел, не озорничал, говорил мягко. По этим же причинам большинство ребят считали его препротивным. – Ты уже устал от каникул?
Бен улыбнулся. То была обычная острота миссис Старретт.
– Нет еще, – сказал он, – поскольку летние каникулы длятся всего – он посмотрел на свои часы – час семнадцать минут. Дайте мне еще часок.
Миссис Старретт негромко засмеялась, прикрыв рот рукой. Она спросила Бена, не хочет ли он записаться на программу летнего чтения, и Бен сказал, что да, хочет. Она дала ему карту Соединенных Штатов, и Бен горячо ее поблагодарил.
Он пошел к стеллажам, вытаскивал книги, просматривал и ставил обратно. Выбор книг был серьезным делом. Тут нужна была внимательность. Если вы были взрослым, вам можно было взять сколько угодно книг, но детям разрешалось брать только три одновременно. Выберешь какую-нибудь чушь, и мыкайся с нею.
В конце концов он выбрал три книги: «Бульдозер», «Черный жеребец» и книгу, подобную вспышке во тьме: «Лихач» – так называлась книга человека по имени Генри Грегор Фельзен.
– Тебе она не понравится, – заметила миссис Старретт, проштамповывая книгу. – В ней сплошная кровь. Я советую читать это подросткам, особенно тем, у кого есть водительские права, им есть над чем здесь подумать. Может, хоть на неделю эта книга умерит их скорости.
– Ну я ее просмотрю, – сказал Бен и понес книги к одному из столов подальше от уголка Пуха, где большой козленок показывал троллю под мостом, где раки зимуют.
Он стал листать «Лихача»; нет, это было не так уж плохо. Совсем не плохо. В книге говорилось о парне, который был классным водителем, но один зануда-полицейский вечно пытался умерить его пыл. Бен узнал, что в Айове нет скоростных пределов. Он просмотрел три главы, и тут на глаза ему попался еще один плакат. На верхнем, вся библиотека была завешена плакатами, красовался счастливый почтальон, вручающий письмо счастливому ребенку.
"БИБЛИОТЕКИ ПРЕДНАЗНАЧЕНЫ ТАКЖЕ И ДЛЯ ПИСЬМА, – говорил плакат. – ПОЧЕМУ БЫ НЕ НАПИСАТЬ ДРУГУ СЕГОДНЯ?
УЛЫБКИ ГАРАНТИРОВАНЫ!"
Под плакатом находились три ячейки, заполненные чистыми почтовыми открытками, конвертами и канцтоварами, на которых синими чернилами была изображена публичная библиотека в Дерри. Конверты стоили пять центов, открытки – три цента. Два листа бумаги – один пенни.
Бен порылся в кармане. Там у него еще оставалось четыре цента от сданных бутылок. Он отметил в «Лихаче» то место, где остановился, и подошел к абонементу.
– Дайте мне, пожалуйста, одну открытку.
– Конечно, Бен. – Как всегда, миссис Старретт была очарована его серьезной вежливостью и слегка огорчена его габаритами. Ее мама говорила, что мальчик ножом и вилкой роет себе могилу. Она дала ему открытку и смотрела, как он возвращается на место: За этим столом могло сидеть шесть человек, но Бен был один. Она никогда не видела Бена с другими мальчиками. Это было очень плохо, потому что она была уверена, что внутри у Бена Хэнскома зарыты сокровища. Он бы мог передать их доброму и терпеливому изыскателю.., если бы таковой появился.
8
Бен вытащил свою шариковую авторучку, открыл ее и надписал открытку довольно просто: Мисс Беверли Марш, Лоуэр Мейн-стрит, Дерри, штат Мэн, Зона 2. Он не знал точного номера ее дома, но мама говорила ему, что большинство почтальонов, довольно давно работающих на своем участке, имеют представление о своих клиентах. Если почтальон, обслуживающий Лоуэр Мейн-стрит, доставит эту открытку, будет великолепно. Если нет, она попадет в бюро невостребованных писем, и он просто-напросто потеряет три цента. Конечно, открытка к нему не вернется, потому что у него не было намерения ставить на ней свое имя и адрес.
Неся открытку адресом внутрь, он взял несколько квадратных листочков бумаги из деревянного ящика около картотеки. Потом пошел на свое место и начал что-то царапать на бумаге, перечеркивать и снова царапать.
Последнюю неделю перед экзаменами они на уроках английского в школе читали и писали хайку. Хайку это жанр японской поэзии, сжатая и четкая форма.
Миссис Дуглас говорила, что трехстишия хайку могут быть только семнадцатисложными – ни больше, ни меньше. В основе хайку – один четкий образ, связанный с одной определенной эмоцией: грусть, радость, ностальгия, счастье.., любовь.
Бена эта идея привела в восторг. Он получал большое удовольствие на уроках английского, но оно было кратковременным. Потом, хотя он и выполнял работу, она, как правило, его не захватывала. И все-таки в идее хайку было что-то, что зажигало его воображение. Сама идея заставляла его чувствовать себя счастливым – так же, как делало его счастливым объяснение миссис Дуглас относительно парникового эффекта. Хайку – хорошая поэзия, чувствовал Бен, потому что это структурная поэзия. Никаких таинственных правил. Семнадцать слогов, один образ связан с одной эмоцией – и вы раскрылись. Бинго. Она была чистой, утилитарной, самодостаточной поэзией и зависела только от своих правил. Ему даже нравилось само слово, как будто воздух скользит вдоль пунктирной линии и рассекается звуком "к" в самой глубине рта: ХАЙКУ.