Оноэ. А огонь?
Идахати. Нет! Не нужно. От снега еще светло. Я сейчас! (Уходит.)
Оноэ (глядит ему вслед и плачет). Если бы не я, ему не пришлось бы так кончать свои дни![3]
(Встает, осматривается, потом подходит к дверям, за которыми скрылся Идахати, и заглядывает в щелку.) Когда одна, еще хуже, еще тяжелее становится на сердце. Да… Да… Последняя ночь… Сегодня… Прости, прости меня!
Доносится пение:
(Плачет.) Входит Кисаку.
Кисаку. О, Оноэ-сама!
Оноэ. Ты, Кисаку? Вот не вовремя!
Кисаку. Ждешь кого-нибудь, что ли?
Оноэ. Жду или не жду – дело не твое. Разве можно так, без спроса врываться к людям только потому, что шутам все позволено? Я всегда тебе рада, но сегодня не желаю видеть. Ступай, ступай скорей! (Отворачивается от него.)
Кисаку. Вот так приветствие, нечего сказать. Ну что ж. Чтоб тебя умилостивить, может быть, поболтать с тобою об
Идахати?
Оноэ. Отстань!
Кисаку. Вот горе-то! Ты лучше послушай. Что я сегодня видел в Нихонбаси,[4] если бы ты знала! Было у меня, понимаешь ли, там дело, и сегодня, несмотря на снег, пришлось туда идти. И вот смотрю – у позорного столба… двое![5] Покушались на любовное самоубийство…
Оноэ поворачивает голову.
Протолкался я вперед, гляжу… Он – парень с обритой головой[6]… Бонза… говорят, пересолил в кутежах, вот и выставили его. Жалко стало… Смотрю, а он бормочет: «Наму Амида бухту, Наму Амида буцу!» Ну, брат, думаю, в таком положении и сам Амида вряд ли тебе поможет! Ха, ха, ха!
Оноэ. Да… Вместо такого позора лучше сразу умереть.
Кисаку. Это уме от судьбы зависит: хочешь умереть, да не умрешь. У нас в Ёсиваре каждый год поди три-четыре любовных самоубийства бывает, и только половина из них кончается смертью. Другая же половина выживает. Выставят их, голубчиков, к позорному столбу в Нихонбаси, а потом к париям переправят.[7] Ни с кем знаться не дозволят. Говорят, живут себе… ничего…
Оноэ. Какой ужас! (Вздрагивает.) Замолчи!
Кисаку. Опять впросак попал! И это тебе не нравится?
Оноэ отворачивается от него.
Ну, Оноэ! Будет тебе! Не сердись. Слышишь?
Оноэ. Надоел!
Кисаку (поет).
Оноэ. Довольно! Довольно! (Затыкает уши.) Ступай отсюда!
Кисаку. Вот не терпится…
Оноэ. Скорей, скорей!
Кисаку. А что это за звук, а? (Хочет заглянуть в другую комнату.)
Оноэ (удерживает его). Вот привязался…
Кисаку. Там кто-нибудь есть, а?
Оноэ. Есть, есть… Пристал!
Кисаку несколько раз порывается проникнуть в комнату, но Оноэ не пускает его. Наконец он с ворчанием удаляется.
В другое время он всегда позабавит, но сейчас – одна пытка! (Раздвигает перегородки, проходит в комнату, подсаживается к Идахати, пишущему письмо, и что-то шепчет ему. Он утвердительно кивает. Оноэ берет его кинжал и возвращается.) Пора…
Снаружи слышится возглас: «Эй, огня!» Оноэ прячет кинжал и оглядывается.
Темнеет. Сцена поворачивается.
Картина вторая
Чайный домик[8] в Асакуса. С карнизов его кровли свешиваются занавески; у входа – фонарь с надписью «Миятогава»; перед домиком – две скамьи со столиками для посетителей. Посередине сцены – огромное развесистое дерево гинко. Направо – другое дерево. Вдали виднеются постройки храма богини Каннон.[9]
Пять лет спустя. Утро в конце марта. Пария Идахати и лежит под деревом направо и спит. На скамье отдыхает и пьет чай горожанка О-Маса. Около нее нянька О-Томэ с младенцем за плечами; в руках у нее игрушка-вертушка. Левее сидит уличный продавец игрушек Манскэ. Девушка из чайного домика О – Кику стоит поблизости.
3
Оноэ имеет в виду, что, влюбившись в нее, самурай Идахати разорился, так как при всей кажущейся свободе наиболее привилегированных куртизанок Есивары они все-таки являлись собственностью владельцев того или иного «веселого дома», и каждое посещение куртизанки стоило тем дороже, чем знаменитее она была.
5
Самоубийство любовников запрещалось феодальным законом, и если они после попытки лишить себя жизни случайно оставались в живых, обоих «виновных» выставляли у позорного столба в центре города.
6
Буддийские монахи и монахини, а также, разумеется, священники (бонзы) брили голову наголо в знак отречения от мирской суеты.
7
По приговору суда преступник мог быть лишен прежнего гражданского состояния и причислен к париям.
8