Выбрать главу

О-Сае. Каждый год, как похолодает, ужасно болит рана. (Потирает горло.) Нынче целых два месяца сидела дома. Наконец потеплело, и вот уж дня три как работаю… (Оглядываясь вокруг.) А у вас что такое? Гости были?

Кускэ. Сегодня день рождения старшины. Вот и собрались… Выпили, только что разошлись.

О-Сае. Да, сегодня день нашего перерождения. (Задумчиво.) Как летит время.

Кускэ. Нужно же его поднять. Эй, старшина! Старшина! Совсем заснул.

О-Сае. Ладно, оставь его… Я сама разбужу. Идахати… Слушай. (Тормошит его.) Ну и спит! Идахати! (Пробует приподнять его – он валится на пол.)

Кускэ. Не стоит будить… так хорошо заснул, а тут мешают. Лучше подожди немного. Я сейчас чайку приготовлю. Посиди пока. (Выходит в кухню.)

О-Сае. Подождать немного…

Громко квакают лягушки. Накрапывает дождь.

Я думала, что тут веселей, чем у нас в Синагаве, но здесь даже днем как-то уныло. А дождь все сильнее. Весной больших дождей не бывает, но если завтра опять пойдет – день работы пропал. За последнее время – оттого, что долго никуда не выходила? – перезабыла все песни.

Вполголоса поет, аккомпанируя себе на сямисэне.

В красном уборе стояли,Теперь же в зеленом наряде стоятЧащи деревьев повсюду…Как будто опять к нам все тот же вернулся,Явился весенний рассвет.

Идахати приподнимается и слушает.

Кускэ (из кухни). А у тебя все тот же прекрасный голос, О-Сае. Что это за песня?

О-Сае. Песня о Такао.[17]

Кускэ. А! Это о той Такао, которую убил князь Сэндайский?

О-Сае (продолжая петь).

Как будто курю я из трубочки малой,Курю – и дымок не идет.В грудь не проходит… и вот захлебнулась,Совсем захлебнулась я им.В слезах захлебнулась я ночью сегодня,Всю ночь провела я в слезах…

Кускэ (выносит чайные принадлежности; замечает, что Идахати не спит). А! Старшина! Проснулся? А я думал, что ты уже до утра завалился.

О-Сае. Проснулся?

Идахати снова закрывает глаза.

Кускэ (подходя к нему). О-Сае уже давно здесь. Вставай. (Расталкивает его.)

Идахати. Пошел прочь!

О-Сае. Идахати! Милый…

Идахати. Ну, чего тебе?

О-Сае. Ты все пьешь?

Кускэ. Каждый день.

Идахати. Тебе чего? Скройся.

Кускэ. Ладно, ладно. (Уходит в кухню.)

О-Сае. Ты бы немного попридержался. С сакэ-то.

Идахати. «Попридержался»… Что ж, по-твоему, от этого в князья произведут? Ха-ха-ха! Нет, любезная, – с волками жить, по-волчьи выть. Что было, то прошло, живешь среди падали, ну и пей – единственный способ забыться.

О-Сае. Да ты не только пьешь. Ходит молва, что ты в кости играть начал, скандалишь. Смотри – дойдет до вашего главного. Уж слишком ты переменился! Прямо плакать хочется.

Идахати. Все по твоей милости. Если благородный, родовитый самурай стал таким, то только потому, что ты живешь на этом свете.

О-Сае. Конечно, все дело во мне. (Плачет.) Я и прошу тебя простить меня, но только в каком бы низком положении человек ни был, если он честен, если сердце у него правое, – боги и будды…[18]

Идахати. Что «боги и будды»?… До них мне дела нет. Оставь свои проповеди. (Хватает бутылку и пьет прямо из горлышка.)

О-Сае (пытаясь удержать его). Опять…

Идахати. Пусти! Тебе какое дело? Эй, бонза! Принеси погорячее.

Кускэ (выглядывает из кухни). Как же, старшина… Ведь О-Сае так просит…

Идахати. Ты в нее втюрился, что ли? Не разглагольствуй, а скорей неси.

Кускэ. Сейчас. (Скрывается.)

О-Сае. В Ёсиваре ты столько не пил. Неужели человек так меняется? (Плачет.)

Идахати. Все одно и то же. Когда ты под боком, и сакэ не веселит. Нечего тебе здесь делать… Ступай! Слышишь?

О-Сае. Идахати, я о тебе же тревожусь.

Идахати. Напрасно. (Толкает ее.)

О-Сае. Если ты меня гонишь, я уйду, но прошу тебя, Идахати, попридержись немного.

Идахати. Опять за свое? Если ты сейчас же не уберешься, я тебе покажу. (Хватает бутылку и угрожающе встает.) Вон, вон отсюда!

Кускэ (выбегая из кухни). Старшина! Старшина! Нельзя рукам волю давать. Еще изувечишь ее. Стой, подожди! (К О-Сае.) А ты бы ушла отсюда. Старшина выпил…

Идахати. Вон! Сейчас же вон!

О-Сае. Я ухожу…

Идахати. То-то же… Здесь тебе делать нечего.

О-Сае. Все-таки… ты… (Хочет приблизиться к нему.)

Кускэ (не пуская ее). Уходи, уходи… Видишь, он рассвирепел, еще прибьет…

вернуться

17

Такао – имя известной куртизанки из Есивары. По японской традиции имя это наследовали одиннадцать «первых красавиц» Есивары. Наиболее знаменита Такао Вторая. Князь Датэ, владелец замка Сэндай, подослал к ней убийцу за то, что она отвергла его притязания. Как и многие другие драматические и романтические события в мире Есивары, история Такао Второй послужила темой для баллады.

вернуться

18

Имеются в виду «исконные» японские боги, которым поклонялись японцы до распространения буддизма (VI–VII вв.), а также будды, по происхождению – индийские божества.