Теперь можно было быть уверенным в продолжении связи с Иностранкой, Бальзак с облегчением вновь принялся за работу. В Саше он начал новый роман – «Отец Горио», который писал невероятно быстро. Извинившись перед Ганским, сообщает матери: «Мне надо десять дней, включая сегодняшний воскресный, чтобы завершить „Отца Горио“ и „Серафиту“… Если смогу, подставлю плечо и „Цезарю Бирото“, чтобы продвинуться еще на треть… К четвергу (по-моему, это будет второе октября) я соберу для тебя посылку, в которой будет рукопись „Отца Горио“. Помни, это большая ценность, единственный экземпляр, и попроси госпожу Эвера[21] спрятать ее в своем комоде, чтобы не потерять… это произведение прекраснее „Евгении Гранде“, по крайней мере, я им доволен больше».
Глава шестая
Монументальный проект
Суматошная, бурная жизнь Бальзака, словно пружина, после мгновений немыслимого напряжения, требовала ослабления, чтобы вновь вернуться к работе. Иногда он не мог думать ни о чем, кроме своего творчества, потом, не задумываясь, тратил время на визиты, спектакли, ужины, светские рауты. Любовь к жизни, жизненная энергия мешали ему сосредоточиться на одной какой-то деятельности, женщине, книге. Он по-королевски принимал своих друзей, лишь из желания поразить их и потешить себя. Жюль Сандо вспоминал обед, который Бальзак устроил первого ноября 1834 года для пятерых «тигров» из «дьявольской ложи» Оперы. Пришел и Шарль Нодье, и Россини со своей любовницей. Еда была отменной: молодой лосось, курятина, мороженое, сухие вина. Золотых дел мастер Лекуэнт предоставил по этому случаю пять серебряных блюд, три дюжины столовых приборов, лопаточку для рыбы – настоящую жемчужину. Все эти чудесные вещи закончили свою жизнь в ломбарде. Вероятно, стремление к роскоши у писателя объяснялось необходимостью продемонстрировать свой успех. Он любил окружать себя драгоценными безделушками, дорогими тканями, редкостной мебелью, доказывая, что пишет не впустую, что его мечты обрели вещественное воплощение и что если критики не дают ему покоя, то уж публика всецело на его стороне.
Еще были в работе «Отец Горио» и «Серафита», а он уже начал новый роман – «Девушка с золотыми глазами», очередной эпизод «Истории тринадцати». На этот раз героем стал молодой человек поразительной красоты, граф Анри де Марсе, внебрачный сын лорда Дадли. Увидев его, женщины теряют голову, он же остается холоден и равнодушен. Пока не встречает создание еще более прекрасное, чем он сам, «девушку с золотыми глазами», Пахиту Вальдес. Он воспламеняется. Но Пахита под надежной защитой мулата, состоящего на службе у маркизы Сан-Реаль, сводной сестры Анри де Марсе. Эти две женщины состоят в противоестественной связи. Преодолев все препятствия, юноша попадает в будуар к Пахите, она становится его любовницей. Девушка вынуждена признаться, что влюблена одновременно и в Анри де Марсе, и в маркизу Сан-Реаль, которая фактически сажает ее под арест. Герой не в состоянии смириться с этим и решает отомстить, полагаясь на помощь Тринадцати. Но, достигнув в конце концов дверей будуара в сопровождении Феррагюса, понимает, что их опередили. Узнав о неверности девушки с золотыми глазами, обезумевшая от ревности маркиза нанесла ей несколько ударов кинжалом. Брат с сестрой встречаются у тела Пахиты, которая шепчет, умирая: «Слишком поздно, любимый!» Маркиза уйдет в монастырь Лос-Долорес в Испании, Анри де Марсе вернется к прежней жизни, сокрушаясь, что был обманут.
Эта невероятная история шокирует многих читательниц, в том числе госпожу Ганскую и Зюльму Карро. По правде говоря, потребовалась известная смелость, чтобы заговорить о лесбийской любви. Тема «противоестественных» отношений занимала его давно. Оноре охотно признавался, что его собственные желания вполне андрогинны: иногда ему казалось, что лучше других понимает женщин потому, что сделан с ними из одного теста. Но такая двойственность только на руку романисту, который создает персонажи обоих полов. Бальзак слышал о двусмысленных отношениях Жорж Санд и Мари Дорваль. В какой-то момент эта пара воплощала для него тайные наслаждения гомосексуализма. Среди его литературных планов есть запись: «Женщина, любящая другую женщину, и все ее попытки не дать той завести любовника». Раз уж он решил изучить каждый уголок сердца человека, нельзя обойти молчанием и эту сторону жизни. Даже в «Отце Горио» он не сможет отказать себе в удовольствии подчеркнуть взаимное притяжение между страшным Вотреном и его «протеже», молодым Растиньяком.
При создании этого романа Бальзак внезапно обнаруживает смысл всего своего творчества, составленного из отдельных камней. «Поздравьте меня, я вот-вот стану гением!» – заявил он год назад Сюрвилям. Год вызревала идея, которую он может, наконец, сформулировать и изложит в письме Ганской проект колоссального монумента, возведением которого занят уже столько лет: «Полагаю, что в 1838 году три части этого гигантского творения будут если не окончательно готовы, то, по крайней мере, намечены, и можно будет судить о нем в целом. В „Этюдах о нравах“ будут представлены все социальные слои, не будет забыта ни одна жизненная ситуация, ни одна физиономия, ни один характер, мужской или женский, ни образ жизни, ни профессия, ни социальная общность, ни один из регионов Франции, ни детство, ни старость, ни зрелость, ни политика, ни правосудие, ни война. Это будет история человеческого сердца, пройденная шаг за шагом, история социальная, во всей своей полноте… Затем последуют „Философские этюды“, так как после рассказа о следствиях следует изучить причины… В „Философских этюдах“ я расскажу, как возникают те или иные чувства и что такое жизнь; вне каких условий не может больше существовать ни человек, ни общество; а после того, как опишу общество, приступлю к его осуждению… Затем, после следствий и причин, придет черед „Аналитических этюдов“, в состав которых войдет и „Физиология брака“, ведь за следствиями и причинами должно рассмотреть и принципы. Нравы – представление, причины – кулисы и машинерия. Принципы– это сам автор. Но по мере того как творение по спирали устремляется к высотам мысли, оно становится все более сжатым, уплотняется. И если на „Этюды нравов“ надо двадцать четыре тома, то на „Философские этюды“ их понадобится только пятнадцать, на „Аналитические этюды“ – всего девять. Так человек, общество, человечество будут описаны и проанализированы, им будет вынесен приговор в одном произведении, которое станет „Тысячью и одной ночью“ Запада. Когда строительство моей Мадлен[22] с ее скульптурным фронтоном будет завершено, когда снимут леса и я нанесу последние мазки, только тогда пойму, прав я или ошибался. Покончив же с поэзией, продемонстрировав систему в целом, я перейду к научным изысканиям в „Опыте о силах человеческих“. И на фундаменте этого дворца я, будучи все-таки ребенком и любителем посмеяться, набросаю гигантскую фреску „Ста озорных рассказов“. И после этого, мадам, вы считаете, что у меня есть время на увлечение какой-нибудь парижанкой? Нет, приходится выбирать. Итак, сегодня я открыл вам тайну моей единственной любовницы; показал вам ее лицо: творчество, бездна, кратер, дело, вот женщина, которой принадлежат мои ночи и мои дни, которая наполняет смыслом это письмо, результат многотрудной, но такой восхитительной работы».
Итак, в октябре 1834 года Бальзак приходит к пониманию грандиозности своего творения во всей его непосильной тяжести, намечает основные направления, уверенно распределяет по томам отдельные его составляющие. Как будто в одиночку хочет написать все романы мира, раз и навсегда сказать всем все о своем времени и о всех временах, не оставив ничего грядущим сочинителям. Навсегда остаться единственным романистом Франции – вот к чему он теперь стремится. Его гигантский архитектурный ансамбль не имеет пока названия. «Философские этюды» – слишком плоско для «Тысячи и одной ночи Запада». Но Оноре не сомневается – по мере продвижения вперед сумеет найти что-нибудь получше. Чтобы подготовить публику к предназначенному ей дару, просит молодого писателя Феликса Давена, с которым познакомился через Берту, составить два обширных предисловия к «Этюдам о нравах» и «Философским этюдам». В одном из них Давен пытается четко сформулировать поставленную Бальзаком задачу: «Наша цель – показать, как чрезвычайно объемная и разнообразная по сюжетам первая часть [„Этюды о нравах“] связана с двумя другими, для которых служит фундаментом». Но разъяснения профессионального строителя совершенно не интересуют читателей, равно как и общий облик еще не законченного здания, им нужны переживания, которые возникают при чтении отдельного романа. В этом смысле «Отец Горио» полностью оправдал их ожидания.
22
Строительство церкви Мадлен в Париже началось в 1764 году, а завершилось только в 1842-м.