Раймон Эсколье
Оноре Домье
МАРСЕЛЬ — ПАРИЖ — ПАРИЖ — МАРСЕЛЬ
Как знать, быть может, на склоне лет, в самые тяжелые минуты своей жизни, полной труда и лишений, Оноре Домье вспоминал эти печальные строки, написанные его отцом Жаном-Батистом Домье — стекольщиком и простодушным поэтом?
Подобно своему отцу, покинувшему Юг, Оноре Домье наверняка тосковал в пасмурном Париже по сочной голубизне южного неба, по синим просторам моря, по старому фокийскому порту, расцвеченному яркими парусами, по крутым каменистым улочкам — короче, по своему родному Марселю, с его терпким запахом ракушек и водорослей, где так весело текли его младенческие годы.
Одно бесспорно: даже прожив в Париже почти всю жизнь, Домье всегда принадлежал Марселю.
Один из самых страстных поклонников автора «Улицы Транснонен», мой неизменный друг Андре Сюарес {1}, в своей замечательной книге о Марселе под названием «Марсихо» с неподражаемой точностью обрисовал этот мир «сюффетов» (как он их называл) — дельцов, заполонивших биржу крупнейшего фокийского порта. Мир, который Домье, родившийся как раз в этом самом квартале, милом сердцу Робера Макера {2}, сумел сохранить в своей гениальной памяти, чтобы впоследствии увековечить и заклеймить его в своих рисунках.
Но, возможно, самой яркой — хоть и невольной — данью таланту этого сына Марселя, которому улица дала несравненно больше знаний, чем школа — этот «приют бедняков», — явилось свидетельство другого человека, русского по национальности, а именно — гениального Льва Толстого, восхищавшегося Марселем и его просоленной морским ветром культурой.
Достаточно обратиться к великолепной книге под названием «Толстой», написанной Анри Труая (книга вышла в издательстве «Фаяр»), чтобы убедиться, насколько тонко великий мастер романа, горячо интересующийся, как всем известно, вопросами педагогики, сумел оценить свободную атмосферу Марселя, сделавшую этот город выдающимся культурным центром XIX века.
В 1860 году, возвращаясь из Иера {3}, Лев Толстой провел в этом старом фокийском порту несколько дней. Толстой сразу понял, какое благо представляет собой свобода для самоучки (а самоучкой Домье оставался всю свою жизнь).
На улицах Марселя в разговорах, в остротах, во всем поведении самых простых людей ощущалось, что эти люди наделены живым умом. «Французский народ почти совсем таков, каким он себя считает: ловкий, умный, общительный, свободомыслящий, истинно цивилизованный.
Посмотрите на какого-нибудь марсельского рабочего лет тридцати: он может написать письмо с меньшим количеством ошибок, чем обычно делают в школе, а подчас и совсем хорошо. У него есть представление о современной политике, истории и географии… Где же он научился всему этому?»
Лев Толстой полагал, что ответ на этот вопрос — простой: «Француз обучается не в школе, где господствует нелепая система преподавания, а в гуще самой жизни. Он читает газеты, романы (в том числе романы Александра Дюма), посещает музеи, театры, кафе, танцзалы».
По его подсчетам в каждом из двух крупнейших марсельских кафе, служивших одновременно своего рода эстрадным театром, ежедневно успевали побывать двадцать пять тысяч человек. Иными словами, ежедневно пятьдесят тысяч человек смотрели комедийные спектакли, слушали стихи и песни… В Марселе в ту пору жили двести пятьдесят тысяч человек, значит, у Льва Толстого были все основания говорить, что пятая часть населения этого города ежедневно пополняет свое образование, «подобно тому, как в амфитеатрах пополняли свое образование греки и римляне». «Вот она, бессознательная школа, подкопавшаяся под принудительную школу и сделавшая содержание ее почти ничем».
13–25 октября 1860 года Толстой записал в своем «Дневнике»: «Школа — не в школах, а в журналах и кафе».
Вот эту-то школу и прошел Оноре Домье — сначала в Марселе, а затем в Париже.
Каково же происхождение этого мастера из мастеров, этого гордого и одновременно скромного человека?
Чтобы быть в курсе важнейших работ в данной области, следует прочитать, после добросовестнейшего исследования Грасса Мика и Карло Рима, также дотошный труд Жозефа Бийу «Восемь четвертей плейской крови у Оноре Домье» в книге «Домье», изданной Жаном Шерпеном («Искусство и книги Прованса») {4}.