Жизнь Мирабо подходила к концу – он умирал под тягостью непосильного бремени, которое взвалил себе на плечи. Не он один, – все великие герои революции чувствовали безмерную тягость этого бремени; Марат убит был полумертвым, он так же быстро сгорел, как и Мирабо; все время господства Робеспьера натянутое настроение его духа напоминало струну, готовую лопнуть. Не одни герои, – все, отдавшиеся революции душою и телом, чувствовали себя в состоянии неестественного и безысходного напряжения, в котором человек не может находиться долго, из которого он непременно выйдет, но выйдет, пожертвовав тем, что было для него всего дороже, – целью, к которой стремился. Откуда произошло такое отчаянное настроение духа? Люди не поняли того пути, которым они должны были идти, чтобы разрешить свою задачу. Почти в то же самое время, когда французы сбрасывали с себя иго деспотизма, другой народ, еще более угнетенный, сделал то же: то были креолы, населявшие испанские колонии Америки. Деспотизм французских королей был мягким и отеческим управлением по сравнению с тиранией испанцев над креолами. Управление испанцев в Америке было нисколько не лучше варварского режима турецкого султана и персидского шаха: как на Востоке, испанский чиновник в Америке мог нередко брать у жителей все, что ему понравится. Восстав против необузданного гнета, креолы совершили на своей родине такой же великий переворот, как французы во время революции. В известном смысле они сделали больше. И все-таки они не умели понять тот путь, которым следовало идти для достижения цели, – тот образ действий, которого им следовало держаться. У креолов точно так же, как у французов времен революции, каждый руководитель народа, собравший вокруг себя кучку преданных людей, стремился силою завладеть всем государством и вертеть им, как угодно. В минуты восстания против испанского владычества, в дни величайшей опасности, когда метрополия висела над ними грозной силой, руководители революции дрались между собою. Вооруженные креолы одновременно резались и с испанскими солдатами, и друг с другом. Конечно, они при этом проявили не менее геройства, чем французы в борьбе с Европою и испанцы в борьбе с Наполеоном, и освободились от своих угнетателей навсегда, но их образ действий не мог не отозваться на их будущем существовании. Междоусобная резня и вражда помешали им создать из себя одно могущественное государство, которое способно было бы отвечать всем требованиям политической жизни, прогресса и цивилизации. Ни народная школа, ни высшее образование не могли быть организованы удовлетворительным образом. Республики креолов в Америке не были в состоянии сделаться равноправными членами европейской цивилизованной семьи, вести с нею равноправный диалог, играть в науке, в цивилизации и в промышленном движении такую же роль, какую играют Соединенные Штаты, Англия, Франция и Германия. Научное и промышленное развитие, народное образование и благосостояние, – все тормозилось неумением создать в своей среде свободное управление, способное отвечать всем требованиям народного благосостояния. Во Франции вражда вождей революции дала другой результат: с первых дней переворота они поняли, что несогласия скорее всего приведут к распадению страны, и для предупреждения такого результата не только провозгласили государство единым и нераздельным, но с несокрушимой энергией поддерживали такую нераздельность на деле. Это существенно повлияло на исход движения. В то время, когда у креолов Америки ни один из народных вождей не мог получить окончательного преобладания и страна разделилась на мелкие республики, сохранившие до сих пор свой антимонархический режим, во Франции времена, когда вожди могли противопоставлять друг другу достаточный противовес, продолжались весьма недолго. Диктатура следовала за диктатурой; каждый из диктаторов немедленно прекращал свободное движение в стране и водворял гробовое молчание; воспрещалось все, кроме восхваления его режима. Но именно поэтому режим не мог ничего сделать для народа даже при фантастической преданности диктатора его интересам или при редких способностях господствующего вождя. Французы так же мало достигли цели, с которой народ совершил революцию, как и креолы. Анархия американских республик так же существенно препятствовала развитию страны, как во Франции бюрократия, убивавшая в стране и умственную жизнь, и благосостояние; и креолам, и французам пришлось в течение XIX века совершать сизифову работу, делать величайшие усилия, приносить жертвы, переносить нечеловеческие страдания, совершать геройские подвиги только для того, чтобы все пропало без пользы из-за нелепого поведения вождей и чтобы после долгого периода безнадежной апатии приниматься за дело сначала с мрачной перспективой будущих неудач перед глазами. Американцам Соединенных Штатов не приходилось завоевывать вновь то, что ими раз уже было отвоевано путем революции и затем утрачено через нелепое поведение их вождей. С самого учреждения республики свобода сделалась уделом только белого населения, негры же остались рабами. И вот оказалось, что рабство кладет такой тяжкий гнет на умственную жизнь рабов, что негры в течение целого столетия не могли освободиться от рабства, хотя жили среди самого свободного народа на свете; за них должны были это сделать свободные люди, и притом после тяжкой и кровавой борьбы с рабовладельцами.
2 апреля 1791 года Мирабо умер. Тело его помещено было наряду с великими людьми Франции; один Марат отнесся к нему с ненавистью и порицанием. Этот Марат, так же, как Мирабо, умерший в минуту своего величия и погребенный с такими же почестями, вытеснил великого трибуна из его славного помещения и занял его место.
Французы XVIII и XIX веков оказались самым впечатлительным и самым талантливым народом современной цивилизации. Их философствующая интеллигенция времен Руссо, Дидро и Вольтера шла во главе цивилизации, но их деятельная интеллигенция до 1870 года не умела дать народу тех вождей, которые нужны были ему для совершения великого дела; она развила в нем сначала зверство, а потом гибельную для страны воинственность, вместо того, чтобы направить его силы на создание прочных прогрессивных учреждений. Современная французская республика доказала нам, что неудача Великой французской революции зависела вовсе не от народного характера, а от неопытности и дурных инстинктов ее вождей; лишь только они пошли по верному пути, перед ними открылась возможность создавать прочные прогрессивные учреждения.
Источники
1. Mirabeau peint par lui-mene ou recueil des discours, qu'il a prononces, des motions, qu'il a faites, tant dans le sein des communes qu'a 1'Assemblee rationale. – Paris, 1791. 4 тома.
2. Essai sur le dispotisme. Troisieme edition par Gabriel Нonore Riquetti-Mirabeau. – Paris, 1792, лучшее из изданий этого сочинения.
3. Lettres inedites de Mirabeau, memoires et extraits de memoires, ecrits en 1781, 1782 et 1783, publie par T. F. Vitry. Paris, 1806.
4. Choix de rapports, opinions et discours, prononces a la tribune nationale depuis 1789 jusqu'e ce jour. – Paris, 1819. 20 томов.
5. Oeuvres de Mirabeau, precedees d'une notice sur sa vie et ses ouvrages, par M. Merilhon. – Paris, 1827. 9 томов.
6. Correspondance entre le comte de Mirabeau et le comte de la Marck, prince d’Aremberg, pendant les annees 1789,1790 et 1791, recueillie, mis en ordre et publiee par M. Ad. de Bacourt. Bruxelles, 1851.
7. Die Weltgeschichte in Biographieen von Dr. K. W. Bottiger. – Berlin, 1843. 7. Bd, 56. Gabriel Honore Riqueffi, Graf von Mirabeau.
8. Les Hommes de la Revolution, par A. de Lamartine. – Paris, 1865. – Mirabeau.
9. Les Mirabeau, nouvelles etudes sur la societe francaise au XVIII siecle, par Louis de Lomenie. – Paris, 1889.
10. Das Leben Mirabeau's, von Alfred Stern. – Berlin, 1889.
Сверх того, материалом служили истории Великой французской революции разных авторов. Они важны, с одной стороны, потому, что дают сведения о Мирабо в связи с другими событиями Великого переворота, причем истинное значение роли великого оратора обозначается яснее; кроме того, взгляды писателей различных времен, национальностей и направлений, освещая деятельность этого человека различной окраской, помогают правильной его оценке.