— Я не воевать еду, — объяснил я, — мне нужно об отце узнать.
— Вот оно что, — сказал старик. — А все-таки вернись-ка лучше домой, сынок, пока еще поезд не тронулся. На фронт тебя все равно не пропустят.
Я не стал спорить со стариком.
Поезд уже шел полным ходом. В открытые окна дул свежий ветер. Но обе стороны спускались к насыпи зеленые склоны гор.
И вдруг я услышал:
— Мальчик, твой билет.
Передо мной стоял кондуктор. Я так загляделся в окно, что не заметил, как он вошел.
Что мне было делать? Билета у меня не было. И денег, чтобы заплатить штраф, тоже не было.
— С кем ты едешь? — спросил кондуктор.
Я огляделся по сторонам.
— С дедушкой, — сказал я и посмотрел умоляющим взглядом на моего соседа. Старик удивленно покосился на меня и, вынув изо рта трубку, сказал:
— Ну да, это мой внук.
— А сколько ему лет?
Старик кашлянул:
— Точно не помню. Билета еще не полагается.
Но кондуктора было не так-то легко провести. Старик поворчал, поспорил, — ему, видно, жалко было денег, но делать было нечего — назвался дедушкой, так плати. Охая и кряхтя, он вытащил из кармана кошелек и заплатил, сколько было нужно.
Когда кондуктор ушел, я достал из кармана перочинный нож, который мне в прошлом году подарил отец, и сказал старику:
— Возьмите, пожалуйста, это…
Но старик усмехнулся и потрепал меня рукой по волосам.
— Что уж там! Оставь себе.
Скоро поезд подошел к маленькой станции. Все пассажиры высыпали на платформу. Мой новый дедушка вынул из корзинки горсть маслин и два яблока.
— На, — сказал он, — возьми на дорогу, внучек. Да смотри, только не попади в лапы к фашистам.
Он пожелал мне счастливого пути, указал дорогу, и мы пошли в разные стороны.
На площади у станции стояли орудия, военные повозки, везде было очень много наших бойцов. Скоро я вышел из городка на гладкую, шоссейную дорогу и пошел вверх в гору.
Вдруг из-за поворота загудела машина. Я только успел отбежать в сторону, как мимо меня вихрем промчался санитарный автомобиль. Я понял, что это раненых везут с фронта. „Ну, значит, иду, куда надо“, решил я и быстро зашагал дальше. Откуда-то из-за гор доносилась пальба, но я никак не мог разобрать, с какой стороны стреляют, потому что по ущельям гулко раскатывалось эхо.
Я шел очень долго. По склонам гор виднелись развалины домов с обгоревшими, торчавшими во все стороны балками.
Людей нигде не было. Всюду хозяйничали птицы.
Стрелять почему-то перестали. Солнце уже заходило за гору, быстро темнело. Тут только я вспомнил, что целый день почти ничего не ел. С голоду у меня закружилась голова.
И вдруг на повороте дороги я увидел какого-то человека в берете. Человек сидел на камне и, зажав левой рукой винтовку, ел что-то из оловянной миски.
— Стой, кто идет? — крикнул он приподнявшись. — Покажи пропуск.
Я сказал, что никакого пропуска у меня нет, но мне непременно надо разузнать про отца. Боец посмотрел на мои ноги и спросил:
— Видно, издалека идешь? Вон как ноги исцарапал. Садись, отдохни, а потом поворачивай обратно.
Я присел рядом с бойцом и, не отрываясь, смотрел на оловянную миску, от которой вкусно пахло бобами и оливковым маслом.
— Вот что, мальчуган, — сказал боец, заметив мой взгляд. — Если ты пойдешь по этой тропинке, то выйдешь прямо к батальонной кухне. Там тебя покормят. Ну, шевели ногами.
Я пошел по тропинке вниз. Было уже совсем темно. Я не прошел и ста шагов, как издали увидел повозку на колесах с высокой узкой трубой и четверых людей, которые сидели на земле и курили. Я подошел к ним и рассказал, зачем сюда пришел. Коренастый, широколицый человек, которого все называли Хосе, дал мне оловянную миску и наложил в нее бобов. Ну и вкусно же стряпают на фронте!
Люди, сидевшие на земле, говорили о всяких военных делах, о бое под Овиедо, и не обращали на меня внимания.
Наконец я набрался храбрости, подсел к Хосе и спросил его, не знает ли он чего-нибудь о моем отце Хулио Родригес из партизанского отряда „Кровь рабочих“.
— Нет, про такого не слыхал, — сказал боец.
Его товарищи тоже ничего о моем отце не знали.
— Мало ли на фронте бойцов!
„Что же мне делать? — подумал я: — куда теперь итти?“
— Ложись-ка спать, малыш, — сказал коренастый человек и дал мне толстое суконное одеяло. — Расстели-ка это под деревом.
Я улегся и сразу же заснул как убитый.
Меня разбудили громкие голоса. Уже было совсем светло. Возле походной кухни стоял какой-то новый человек с перевязанной рукой и разговаривал с Хосе.