Ошеломляющее совпадение теоретических результатов радикально нетрадиционной по форме квантовой механики с физической реальностью, в сущности, обеспечено довольно общими, немногочисленными и, на первый взгляд, малозначительными естественными ограничениями, накладываемыми на волновую функцию в уравнении Шредингера. В опытных математических руках разработчиков квантовомеханического проекта эти условия стали результатом правдоподобных экстраполяций, в конце концов оправданных реальностью. Причем, учитывая волновой характер уравнения Шредингера, можно догадаться, что столь результативные экстраполяции имели место как раз на границе между корпускулярной и континуумальной физическими рациональностями.
Стоп!
Среди требований, предъявляемых к волновой функции в уравнении Шредингера и состоящих из условий непрерывности, конечности и однозначности ее вместе со своими пространственными производными, есть и распространение этих условий на поверхности разрыва потенциальной функции. Геометрический рисунок этих условий совершенно эквивалентен рисунку молчаливо предполагаемой нами непрерывности, конечности и (при известных уточнениях) однозначности переходных образов на поверхности разрыва между корпускулярной и континуумальной рациональностями. То есть в окнах соответствий. То есть связь времен не распадается - или, точнее, она распадается не везде - на поверхностях разрыва эпох она становится тонкой, эксклюзивной и канализированной.
Жизненный мир квантуется не хуже любого другого - на эры, на эпохи, на поколения, на рациональности. Это и всегда было ясно, а в континуумальном мире становится его онтологической данностью. Квантование - это онтологический режим приключений Универсума вообще, и, как приключение, оно воспринимается скорее как вторичное свойство его в качестве континуума. На роль же внутреннего свойства No1 мира-континуума, свойства, ответственного за его метрическую организацию, может претендовать один-единственный универсальный образ. И этот образ должен быть геометрическим, потому что только неограниченная свобода геометрических образов способна вместе с обещанием их математической процедурной определенности нести ответственность за неограниченную сложность мира. Все это подходит к образу, обладающему даже как математическое понятие необычной для представляемой им строгой науки многоликостью и в силу того - необозримым эволюционным потенциалом в качестве очень физически значимой абстракции: это образ устойчивости.
Такая степень онтологического доверия к этому образу на первых порах чистой воды экстраполяция, нуждающаяся в последующем оправдании. Но сразу можно сказать, что а) процедура рационального соответствия его собственной среде обитания не предполагает проблем, б) он в качестве единственного внутреннего принципа, организующего структуру мира, представляет собой идеальный и неулучшаемый минимум.
Устойчивость - кажется, самый размытый из всех математических образов. Трудно найти образ, более подходящий для описания динамических систем (каковой, кстати, является и континуумальный мир) и в то же время обладающий такой понятийной свободой. Это - еще одно обстоятельство, настойчиво подталкивающее взвалить на него всю меру ответственности за метрические приключения континуума.
Слепящая по общематематическим меркам молодость этого образа как нельзя лучше сочетается с образом континуума, тоже, в общем-то, стоящего еще в начале своего пути.
А мы? Стоим ли мы в начале какого-то пути, начиная личную теоретическую жизнь в континуумальном мире? Похоже, что стоим настолько же, насколько стоит в начале взрослой жизни вчерашний ребенок, меняющий свои детские, полные романтизма и умилительного простодушия иллюзии на иллюзии взрослеющего, волею окружающего мира все более извлекаемого из-под обжитого патроната и помещаемого под свою собственную опеку человека. Мы не вызываем свое взросление, также, как, впрочем и саму свою жизнь: они приходят сами по себе. Но нам ничего не остается, как принять их и все, что они с собой несут. Поэтому нам приходится вместе со старыми иллюзиями, с благодарностью или без нее, освобождаться от защиты старых добрых и заботливых богов и самим становиться себе богами.
Сама витальная необходимость требует от нас создавать себе новый Логос, то есть личный, индивидуального пользования Логос, с которым мы могли бы нести личную ответственность за свой жизненный мир теперь, когда мы выходим из старого мира. Трудно надеяться на дальнейшую долгую защиту нас со стороны старых логоцентрических богов - просто потому, что они не приспособлены для нового, в данном случае, континуумального, а потому - децентрического мира, в котором нам предстоит жить. Что же касается того, что новый Логос должен все же быть хоть каким-то боком общим, то, конечно, кроме своей субъективности он должен быть и интерсубъективным, но уж в континуумальном-то мире, как мы выяснили, одно другому не мешает.
Реальность виртуальности
Мир, как и все внутри него, не становится внезапно другим, когда появляется новая онтологическая идея, задающая новый способ нашего мышления (которое, кстати, тоже - своего рода мир) и новое рациональное лицо мира. Нетрудно догадаться, что с точки зрения континуумальной онтологической идеи мир всегда был децентрическим и континуумальным. Но долгое время его успешно обслуживало (обслуживает, впрочем, и сейчас) корпускулярное мышление, простота и доступность которого обеспечивали на протяжении десятков веков рациональную ориентацию человека в мире с достаточной для выживания надежностью. Логоцентризм, заложивший образ объективного мира, был единственно, в общем-то, возможным рациональным основанием старого мышления. Ни при каких других условиях оно не приобрело бы такого положения "стабильной очевидности", как под патронатом вынесенного за пределы мира центрального Логоса.
И все-таки у нас на глазах мир очень настойчиво становится другим. Всего за четверть века он изменился неузнаваемо. Новую эру, видимо, следует отсчитывать с тех пор, как юный Билл Гейтс приступил к реализации своей идеи открыть массовое производство программного продукта. Это была не просто новая ниша в мировом рынке. Это было начало экспансии новой реальности жизненного мира, а значит, мирового континуума. Усилиями "Майкрософта" был запущен лавинообразный режим размножения этой реальности, условия для которого были созданы, правда, не столько чьим-то гением, сколько мировой витальной необходимостью. И масштабы, и результаты этого процесса оказались глобальными: мир впервые видит отчетливые вещевые свидетельства того, как возникает геометрически новый слой реальности или, что то же самое, онтологический слой мирового континуума, или, что тоже самое, его метрический слой.
Особая, ничем не передаваемая ценность именно этого процесса состоит в том, что реальность, создаваемая им, обладает редкой и давно не виданной наглядностью. Программный продукт все-таки почти можно пощупать, в то время как все последние метрические наслоения на жизненный мир происходили за счет предельно слабоосязаемых переходов в новую рациональность.
Жизненный мир, собственно, сам - большой метрический слой с весьма размазанными границами в мировом континууме. Начало последнему, как это сейчас ясно, положил Большой взрыв. Сразу за ним последовавшая серия взрывов (видимо, поменьше) дотащила мир до начала Периодической таблицы, после чего новый метрический взрыв открывал каждый новый метрический слой мирового континуума в виде так удачно обнаруженных Менделеевым периодов. Причем пасьянс устойчивых состояний, отвечавший возможностям каждого метрического слоя не обязательно доводился Континуумом до конца, прежде чем открывался новый. Начиная с d-устойчивых состоний внутри метрического слоя 3-го периода континууму уже требовалась комбинаторная помощь высших метрик, чтобы достроить низшие. (В дальнейшем такая технология, позволяющая использовать возможности соседних метрик, по-видимому, многократно была использована природой-континуумом.)
В современной физике устойчивые состояния измеряются стабильностью, то есть, по сути, временем существования этих состояний. Такое представление было привито физике рациональным аппаратом квантовой механики в той степени, в какой в нем была задействована идея континуума. Ведь континуум, в отличие от корпускулярного мира, не может предложить хоть чему-нибудь из того, чему в принципе позволяет существовать внутри него его метрика, не существовать. Это корпускулярное мышление, обосабливая каждое из доступных ему обстоятельств вокруг нас, конституирует провалы небытия между ними. С тех пор, как фарадеевско-максвелловская идея поля стала внедрять в наше мышление образ континуума, в наших головах начали сосуществовать оба этих представления - по мере востребованности каждого из них нашими витальными обстоятельствами.