– Ну, что еще? – вместо «здравствуйте» проронил Неуемный. – Клара, сколько раз я должен повторять вам, чтобы вы меня не беспокоили во время заседания!
– Заседание закончилось полчаса назад, Ким Борисович, я справлялась в канцелярии. Но я бы все равно не стала вас беспокоить, однако согласно вашей инструкции, я вам незамедлительно сообщаю о звонке из Кремля.
– Клара, когда вы научитесь выражаться точно?! Кремль большой. Вы должны были сообщить мне, кто и по какому вопросу.
– Извините, Ким Борисович. Секретарь Сусликова сообщила, что вам надлежит завтра в двенадцать быть в ее приемной. Тема неизвестна.
– Вот теперь все ясно. Можете ведь, если постараетесь. А что у меня в расписании на двенадцать? А, да, выступление на конференции по деловой этике. Отменяйте.
– Выступление?
– Нет, конференцию. Напрягайте мозги, Клара. Что они могут обсуждать там без меня?!
– Извините, Ким Борисович. Конечно, отменим. Но она – всероссийская, вы помните? Многие участники уже приехали в Москву и зарегистрировались. И зал мы уже проплатили. С корпоративного счета.
– Ладно, не отменяйте. Просто перенесите мое выступление в самое начало, на десять.
– Но конференция начинается в одиннадцать.
– Клара, вам голова зачем дана? Прическу носить? Перенесите начало на десять!
– Но думцы в десять не могут, мы из-за них так поздно начинаем.
– Перед думцами я извинюсь. Они поймут. Все мы под Кремлем ходим. Об исполнении доложите.
– Конечно, Ким Борисович. До звонка.
– Угу.
Настроение Неуемного резко взлетело вверх. В ухе больше не свербило. Вот оно что, оказывается! Это Сусликов о нем хорошо говорил.
А кому он мог о нем хорошо говорить? Наверное Президенту. Даже наверняка Президенту. Душа Неуемного запела. Он всех простил: глупую Клару, грубых олигархов, высших иерархов, для проезда которых перекрыли движение на подъезде к Кремлю, – всех. Жизнь налаживалась. Да и пробка у Боровицких ворот уже рассасывалась. Он увидел, как по набережной ритмично шагала колонна молодых людей в бело-голубых майках, энергично двигающих хорошо развитыми челюстями. На майках красовался гордый фас Президента. В голове всплыла строчка из песни Тимура Шаова: «Делай дело, двигай телом, ты лови-ка момент! Пушкин – это наше все, Куцын – наш президент. Журавли пролетают, не жалея ни о ком…» В голове возникло новое окончание фразы: «Выдвигай меня, Казбекыч, прямо в…»
А прямо куда, собственно, он хотел бы быть назначенным? А вот бы верховным судьей. Он бы показал этим олигархам! Все бы в памперсы наложили, как тогда, когда Рудокопского загребли. Опять бы по дальним островам разбежались, куда рейсовые самолеты не летают. Пожалели бы, что грубили, хамы базарные, фарцовщики вчерашние, быдло невоспитанное. Ну, не все, не все. Есть среди них из приличных семей, такие как он, из потомственной номенклатуры. Ну, этих бы пощадил, вчерашних однокашников. А остальных – в Читу или вообще на спорные с японцами острова. А вот Ходора бы освободил, парень-то интеллигентный, хоть и нарывной. Упс, кто же ему позволит Ходора освободить? Это же не судебная компетенция. Нет, неловкая эта позиция – верховного судьи.
Лучше возглавить сам профсоюз олигархический. Тогда за ним всегда будет последнее слово. Место, правда, пока занято, но старик ведь не вечный. К тому же у бедолаги весь желудок в язвах. Да и, честно сказать, как тут остаться здоровым, когда серпентарием руководишь. Только отвернешься, а уже кто-то кого-то и ужалил, и пошла свистопляска. Пока всех успокоишь, яд отсосешь, кольцами обратно уложишь – умаешься. Да еще и не послушаются, пошлют куда подальше. Нет, возглавлять профсоюз не стоит. И так состояние преддиабетическое, сахар в моче обнаружили.
Ну, тогда кем же? А что если антикоррупционный комитет возглавить? Вот тут бы он всех поразил! Всю коррупцию бы вымел, метлой, как опричник. Надо только понять, до какого уровня искоренять ее будет безопасно. Сильно наверх, понятно, лезть не стоит. Могут и убить. Сколько правдолюбцев за последнее время перестреляли. Жизнь ему еще дорога. Не все еще он в этой жизни совершил. Конечно, если убьют, про него вся страна узнает, да что страна, весь мир. Ну, узнают, поговорят и забудут. Нет, овчинка выделки не стоит. Пусть коррупцию другие искореняют, у которых синдром камикадзе.
Непростые раздумья о том, какую роль ему хотелось бы сыграть в российской истории, были прерваны звонком лондонского дантиста. Неуемный инстинктивно скривился. Зубы были самым больным местом. В детстве маме никогда не удавалось усадить его в зубоврачебное кресло иначе, как под наркозом. Маленький Кимик кричал, брыкался и кусал врачей за пальцы, оставляя им на долгую память отпечаток неровного частокола кривоватых зубов.