Услышав обидные слова старшины, он досадливо махнул рукой:
— Будет вам, товарищ старшина! Этого больше никогда не позволю!
Чуриков ушел, а Тютин недовольно сказал старшине:
— Не надо обижать парня, он исправился.
— Побачим.
Чуриков прошел на чердак. Здесь его встретил наблюдатель — незнакомый боец из третьего взвода.
— Смена, что ли?
— Какая смена? Командир на разведку послал.
— А я думал, смена, — разочарованно протянул боец, — хотел напарника будить.
— Так вы вдвоем? А где напарник?
Наблюдатель затянулся цигаркой, бледный огонек вырвал из мрака бесформенную груду тел.
— Так он что ж, рядом с мертвяками? — воскликнул пораженный Чуриков, усмотрев в отдельно лежащем человеке спокойно похрапывающего бойца. — Вот это герой!
Удивленно покачивая головой, Чуриков проверил гранаты, вставил запалы и кивнул наблюдателю:
— Прощевай, дядя! Смотри не трахни в меня, как в обрат полезу.
На крыше свистел холодный ветер, но разгоряченный боец не чувствовал холода, не чувствовал жгучего металла трубы, по которой осторожно спускался вниз. Сапоги Чуриков предусмотрительно оставил на чердаке.
Пользуясь предутренней сгустившейся темнотой, он осторожно прокрадывался через пришкольный сад к дому, из-за которого орал-рупор.
Вдруг он наступил на что-то острое, очевидно, на стекло. Послышался противный хруст, но боль не остановила бойца: он полз вперед.
У самого дома Чуриков чуть не наткнулся на фашистского часового. Немец с автоматом задумчиво смотрел на дорогу. Он не издал ни звука, когда в его спину по рукоять вошел широкий нож. Чуриков перехватил падающее тело, схватил автомат и замер. Из рупора полилась знакомая с детства мелодия.
«Катюша! Заводят „Катюшу“!» — подумал он. Но слова были чужие, незнакомые.
Чуриков поднялся с земли, не таясь пошел во весь рост, вошел во двор, размахнулся, и в то же мгновение два оглушительных взрыва оборвали знакомую мелодию.
«Вот вам, подлюки, русский язык, вот вам наша „Катюша“!»
Как Чуриков вернулся обратно, он не помнил. Все произошло молниеносно. Только бешено стучало сердце и горели ободранные о шифер крыши ладони.
Он разыскал свои сапоги и спустился вниз под аккомпанемент жесточайшего фашистского обстрела. Когда поутихло, он как ни в чем не бывало подошел к старшине и отдал свои трофей.
Откуда автомат? — отрывисто спросил старшина.
— Купил за два взгляда. Пошукал, словом!
Но старшина не любил шуток.
— Говори без брехни!
— Около двери дохлый фриц лежит, ну, и взял у него патронов-то у нас мало.
Старшину это объяснение удовлетворило, а Чуриков, охватив широченную спину Тютина, шепнул, осторожно косясь на старшину цыганским глазом:
— Ты, Гриша, зря патроны не жги, стреляй метче!
Утром гитлеровцы пошли на штурм. Четыре раза наваливались они на изрешеченное школьное здание и всякий раз откатывались обратно, оставляя десятки трупов. Перед пятой атакой долго бил миномет и, захлебываясь, тараторил тяжелый фашистский пулемет. Мины летели сериями, две из них разворотили крышу, наблюдателя волной выбросило на землю. Второй наблюдатель был убит наповал крупным осколком. Одна мина, влетев в окно, разорвалась в классе, который оборонял взвод Бельского. Взрывом разметало бойцов, осколками сорвало кожу на лбу у лейтенанта Бельского, ранило в мякоть руки Родина, убило бойца, прибывшего с последним пополнением. В класс вошел Быков с перевязанной головой, без фуражки.
— Как дела? Зацепило? Готовьтесь, сейчас пойдут!
Как бы подтверждая его слова, раздалось дикое улюлюкание, свист, замелькали лягушечьи маскировочные накидки — гитлеровцы начали пятую атаку.
— К бойницам! — скомандовал Бельский. — Одиночными — огонь!
Бобров, Каневский, Захаров стали рядом. Бобров сначала стоял на коленях, скрываясь за выступом, но так стрелять было неудобно, и он вытянулся во весь рост. Стрелял он неплохо: быстро уложил троих. Внизу раздалось несколько взрывов, и наверх хлынули обсыпанные известковой и кирпичной пылью красноармейцы.
Гитлеровцы, взорвав стену, бросились в пролом и захватили первый этаж. Весь взвод, оборонявший этаж, погиб. Гитлеровцы упорно рвались вверх, но ружейно-пулеметный огонь сметал их. Бельский отправил отделение Иванова вниз, на помощь командиру роты. Первым на третий этаж вбежал Кузя, здесь его задержали: дальше идти было нельзя немцы. Фашисты держали лестничную клетку под непрерывным огнем. Били трассирующими — огненные стрелы метались по зданию, пули плющились, рикошетили, с воем проносились над головами.