— Всё! — крикнул Каневский, показывая пустой пулеметный диск. — Амба!
Тютин перехватил пулемет обеими руками, изготовясь для рукопашной. Быков, Бельский и командир второго взвода выхватили пистолеты. Стрельба прекратилась.
— Накапливаются, — прохрипел Быков. — Эх, выпить бы!
Чуриков протянул ему фляжку. Быков приложил ее к сухим губам, но тотчас, страшно выпучив глаза, отдернул.
— Крепок? — участливо поинтересовался Чуриков. Жаль, закусить нечем.
— Какая гадость! — Командира роты передернуло. — Я ее в жизни не пил. Водички бы!
Чуриков пожал плечами.
— Товарищ сержант, подсчитайте, что у нас осталось.
— Есть! — отозвался Иванов.
Бельский, бледный, сидел на полу. Его мутило, сильно кружилась голова, из ушей шла кровь. Другой лейтенант был новенький, и Быков к нему еще не привык.
— Товарищ старший лейтенант! В строю двадцать один красноармеец, один младший сержант, старшина, три командира, четырнадцать тяжело раненных, доложил Иванов.
— А легких?
— Чего там! — Иванов махнул рукой. — Все легкие! ото не в счет. Гранат три, патронов по обойме.
— Н-да. — озадаченно протянул Быков, просматривая полупустую обойму пистолета.
— У меня еще полдиска! — Чуриков тряхнул трофейным автоматом.
— Н-да… — повторил Быков. — Ситуация!
— Есть еще шанцевый инструмент, — скромно сказал Родин.
— Лопатка солдатская? Что ж, в таком деле все сгодится… — И, как бы между прочим, командир роты добавил — Помни, ребята, в плен не сдаваться!
Никто не ответил ему. То, что сказал командир, разумелось само собой. Только Бельский, постанывая от разламывающей голову боли, прерывисто сказал:
— Нам… в плен… не положено!
И эти избитые слова, которые так не нравились бойцам, были встречены сейчас молчаливым одобрением.
— Товарищ командир! — тревожно крикнул красноармеец. — Танки!
— По местам!
Из забаррикадированных окон бойцы увидели мощный лоб среднего танка, шевелящийся хобот орудия с раструбом дульного тормоза. Блеснул огонек, танк в упор ударил по школе, снаряд пронизал здание насквозь.
«Почему он еще не стреляет? — мучительно думал Быков, — прицеливается, что ли?»
Но танк, помедлив, ударил еще и еще, разворотив верхний этаж. Вновь раздалась бешеная стрельба, сливавшаяся с многоголосым криком штурмующих. На лестничную клетку вбежали гитлеровцы. Изогнувшись, Кузя метнул в них гранату, Быков бросил вторую.
— Последняя! — крикнул Иванов. — Последняя — нам!
— И эту им!
Последняя граната лопнула вблизи, засыпав красноармейцев щебнем.
В едком дыму угадывались силуэты в касках. У Быкова кончились патроны, он швырнул пистолет в голову ближайшего немца и промахнулся. В эту секунду Бельский бросился навстречу фашистам с пистолетом и уложил пятерых.
Заваленная трупами площадка опустела, на миг наступила тишина, и вдруг внизу загрохотали сотни автоматов и грянуло «ура». В село вливалась русская пехота, взмыленные артиллеристы на рысях выкатили орудия, и черноусый командир батареи заорал на всю передовую:
— По фашистским гадам — ого-онь!
Негромко хлопнул залп, и два огненных копья вонзились в бок танка. Танк вздрогнул, взревел, закрылся густым жирным дымом, загудел костром жаркого пламени.
— За мной! — закричал Быков. — Бей фашистов!
Группа окровавленных, грязных, обросших бойцов ринулась вниз, перепрыгивая через трупы, скользя в лужах крови.
— Ура! — едва слышно крикнул Бельский, но ему казалось, что от этого крика пухнет и наливается болью голова.
Иванов выбежал вперед и что было силы крикнул:
— За Москву!
Этот крик услыхали красноармейцы, бежавшие к школе. Иванова схватил в объятия какой-то боец. Другой обнял Бельского. Громадный Тютин тискал невысокого артиллериста, а рядом с уже успокоившимся Быковым стоял чернявый артиллерийский лейтенант Хаштария и радостно говорил:
— Я знал, что ты не сдашься, дорогой, знал, что выдержишь! Сердце подсказывало, понимаешь, дорогой! Давай, дорогой, поцелуемся!
— Жив-здоров, окруженец?
Быков вытянулся перед командиром батальона.
— Ничего, ничего, раз целуешься, значит, здоров. А за танк благодари товарища Хаштарию, он подбил.
Глава четырнадцатая
Свидание
Покинув госпиталь, Андрей и Сорокин очутились в густой толпе. Улицы столицы были затоплены народом. Люди бросались к вокзалам и, убедившись, что неорганизованным путем приобрести билеты на поезда невозможно, так как эвакуировались учреждения и заводы, брели к окраинам города пешком. Обывателей подхлестывали панические слухи: сеятели и разносчики этой паники большей частью числились в архивах гитлеровской разведки как шпионы и провокаторы.