Вместо того чтобы пойти по дороге, я свернула направо. И тогда я его увидела.
Может, у меня и не осталось воспоминаний об улицах Барчепела, но взгляд на ветхий коттедж, едва видневшийся из-за густой живой изгороди, ощущался так, будто меня окунули в ледяную воду. Это. Вот это я помнила.
Моё сердце будто подскочило к горлу, пока я продиралась через густой бурьян и в итоге оказалась на широкой, поросшей сорняками дорожке, которая вела к входной двери. По обе стороны от двери когда-то был сад, хотя его состояние оставляло желать лучшего. Я подметила старую яму для костра и мусор, состоящий из пакетиков от чипсов, мусорных мешков, пивных бутылок и даже ржавой тележки из магазина.
Несмотря на мусор, самым сильным был запах жимолости, оплетавшей белёную стену коттеджа, а затем тянувшуюся за угол, к забору по периметру. Я закрыла глаза, вдыхая запах лета и вспоминая. Мы устраивали тут пикники. Моя мама делала бутерброды, нарезала их маленькими треугольниками, которых я требовала. Мой папа расстилал старый клетчатый коврик и наливал напитки — не только для нас, но и для плюшевого мишки Тоби и куколки Полли Долли. Я бегала, играла, скакала и кричала…
С моих губ сорвался всхлип. Нет. Я открыла глаза. Нет. Они мертвы, и ничто этого не изменит. Я позволю себе чувствовать печаль и скорбь, но не дозволю эмоциям взять надо мной верх. Не сейчас.
Я сунула в руки карманы, будто прогоняя самую сильную боль, затем подошла к двери коттеджа. Она покрылась толстым слоем сажи и была заперта на массивный, ржавый навесной замок. Окна были заколочены.
Двадцать пять лет здесь никто не жил. Коттедж находился на самых окраинах Барчепела и частично скрывался разросшейся растительностью. После убийства моих родителей его заколотили и поставили в очередь на снос, но видимо, это тот случай, когда с глаз долой, из сердца вон. Единственными, кто сюда заглядывал, были любопытные туристы да подростки, ищущие место, где бы потусить. Возможно, это включало Не Ангела и её приятелей.
Я облизнула губы и потянулась к замку, проверяя, можно ли его открыть. Как только мои пальцы дотронулись до холодного металла, позади меня раздался пронзительный крик. Я подпрыгнула и быстро развернулась. Моё сердце гулко стучало в груди, а руки автоматически потянулись к арбалету. Я по глупости оставила его в чемодане, в «Птичке и Кустике».
Тут не было никого… только ворона. Должно быть, она последовала за мной. А теперь она моргала, уставившись на меня со своего насеста на старой магазинной тележке. Её тёмные глазки-бусинки не отрывались от меня. Затем она снова испустила пронзительный крик.
— Кыш! — я замахала на неё руками. Ворона не шевельнулась. — Кыш!
Птица подняла одно крыло и расправила, отведя от меня взгляд и осматривая свои перья. Она опустила клюв и принялась прихорашиваться.
— Проваливай, птичка!
Она меня проигнорировала.
Я закатила глаза. Чёртова пернатая засранка. Разве вороны не должны быть супер-умными? Она не могла сообразить, что ей тут не рады? Я ругнулась и повернулась к ней спиной. Это всего лишь птица, чёрт возьми.
Я снова потянулась к замку, дёрнув его и проверяя, не удастся ли вскрыть. Когда это не сработало, я втянула вдох.
— Извини, мам, — пробормотала я, затем напрягла мышцы и ударила плечом по старой деревянной двери. Она распахнулась с первой попытки, а металлическое крепление, удерживавшее замок на месте, отвалилось. Вышибание дверей удавалось мне всё лучше; на самом деле, в последние дни я об этом даже не задумывалась.
Интерьер коттеджа был мрачным, тёмным и имел запах сырости. Я распахнула дверь до конца и переступила порог. Внутри не было мебели. Я видела лишь мусор по углам и старые обои, отклеивающиеся от стен. Но мне не нужна была мебель, чтобы понять, чем являлась та или иная комната. В моём мозгу возник чертёж планировки: прямо будет ванная; за ней спальня родителей, а дальше — комната, в которой спала я.
Стоять здесь и смотреть в грязный коридор было очень странно. Такое ощущение, будто прошлое внезапно вернулось к жизни.
Скорее поражаясь, нежели печалясь, я пошла вперед на цыпочках, будто нормальные шаги могли потревожить таких призраков, с которыми я не смогу справиться. Я поворачивала голову направо и налево, поражаясь потоку образов, которые прокручивались в моей голове подобно фильму. Дверь в маленькую гостиную привлекла моё внимание, и я присела на корточки, чтобы осмотреть её. Там имелись небольшие чёрточки фломастером, каждая чуть выше предыдущей. Двенадцать месяцев, пятнадцать месяцев, восемнадцать месяцев и так вплоть до пяти лет. Я провела кончиками пальцев по каждой. Мои родители меня любили, в этом я могла быть уверена.