- Нет.
- А как выпила полкотелка мясного бульона и три стакана вина?
Она резко выдохнула.
- Нет, совершенно не помню.
Его глаза лукаво блеснули: велик был соблазн обвинить ее в каком-нибудь ужасном поступке, но он лишь улыбнулся.
- Тогда ты можешь представить, каково было мне, когда я очнулся в доме твоей бабушки. Ты даже сказала, что позовешь констебля, если я еще раз заставлю тебя влезть в мужские бриджи.
- Этого я также не помню, но вполне допускаю, что могла так сказать. Не понимаю, как могут мужчины носить бриджи? Ведь они натирают кожу в самых нежных местах.
- И что же это за места? - спросил он игриво.
- Сам знаешь.
- Нет, правда не знаю, - запротестовал он с невинным видом.
Аннели не могла отвести от него глаз, его улыбка сводила ее с ума. Да и не только улыбка. В этой вонючей таверне в бедном районе Лондона она прячется бог знает от кого с человеком, за которым охотятся все солдаты, констебли и важные люди, а он в это время сидит рядом с ней и смотрит, как она спит, достает для нее всякую ерунду вроде розового масла, моет ее, дразнит, словно ему не грозит смертельная опасность.
Она сглотнула и перевела разговор в более спокойное русло.
- Твой друг, Шеймас, он, кажется.., человек опытный.
- И такого вряд ли забудешь, не правда ли? Он так удивился, что я его забыл, и весь день рассказывал о своих подвигах. Кое-что мне удалось вспомнить, но далеко не все. Мы плавали вместе восемь лет, и за это время он многому меня научил, так по крайней мере он говорит.
- Он знает, что с тобой случилось во Франции? Эмори покачал головой.
- Единственное, что ему известно, - так это то, что я находился на совете у Наполеона за ночь до того, как тот сдался британским властям. После этого я сразу вернулся на борт "Интрепида", но за мной следили.
- Киприани?
Эмори кивнул.
- Когда я вышел на берег, чтобы поговорить с ним, кто-то стукнул меня по голове и забросил в повозку. Шеймас с несколькими парнями последовал, было за мной, но... - Он пожал плечами и наполнил стакан вином.
- Он знает о письме?
- Ему кажется, что я запер его вместе с бумагами в сейфе, но он их не видел.
- Они не интересовали его? Эмори глотнул вина и вытер губы.
- Он ни за что не открыл бы сейф, не будучи уверен, что я умер.
- Но бумаги.., возможно, они доказывают твою невиновность?
- Этого я не узнаю, пока не добуду их. Я должен доказать, что работал на английское правительство, на слово мне никто не поверит. Ведь это на моем корабле мерзавца увезли с Эльбы.
Он снова глотнул вина и откинулся в кресле.
- Тут должно быть какое-то объяснение. Киприани сказал, что они перехватывали твои послания и, если бы даже они пришли в Лондон, лорд Уэстфорд все равно их не получил бы. Но мистер Шеймас наверняка может за тебя поручиться: он должен знать, как было дело.
Эмори медленно выдохнул. У них с Шеймасом уже был разговор на эту тему.
- Нет, к сожалению, он не знает. Он не может обратиться в английский суд, потому что его посадят в тюрьма, а потом повесят за убийство.
- Убийство?!
- Это произошло несколько лет назад в Портсмуте - он задушил мужчину. Человека влиятельного - как оказалось, старшего сына какого-то графа.
- Он не отрицает, что задушил его? - прошептала Аннели.
- Он не может отрицать, поскольку я видел это собственными глазами.
- Ты видел, как он душил человека, и не остановил его? - изумилась Аннели.
- Я пытался, но безуспешно.
По лицу Аннели пробежала тень, и Эмори понял, что она вспомнила, с какой легкостью он прострелил Киприани руку.
- Шеймас тогда попытался помешать двум джентльменам из высшего общества забить до смерти собаку, которая пустила струю на колесо экипажа одного из них и тот принял это за оскорбление. Когда Шеймас подошел к ним, несчастный пес был уже на последнем издыхании, но джентльмены продолжали его избивать и при этом смеялись. У одного из них хватило ума убежать при появлении Тернбулла, а сын графа выхватил меч. Шеймас бросился на него, стал душить. Я попытался остановить его, но заработал пулю.
- Он стрелял в тебя?
- Это вышло случайно. Я с несколькими парнями из моей команды стал оттаскивать Шеймаса от графского сына. В этот момент его пистолет разрядился, и пуля попала в меня. Шеймас очень переживал. Но не из-за того, что задушил графского сына, а потому что ранил меня. За поимку. Шеймаса было объявлено вознаграждение в несколько сотен фунтов.
- Где он сейчас? - спросила Аннели, взглянув на дверь. - Шеймас? Я послал его в Грэйвсенд. У нас там назначена встреча вечером в таверне "Рога быка", после бала у регента.
- Ты намерен вернуть свой корабль?
- Да. Если вообще такое возможно. Прежде чем моих людей перевезут в какую-нибудь тюрьму, где они будут недосягаемы.
- Но ты все еще намерен встретиться с Уэстфордом' - Киприани оказался в Торки не случайно. Скорее всего из-за Бонапарта, и если это так. Уэстфорд должен быть начеку. Должен удвоить, утроить свои силы и в случае необходимости перебросить "Беллерофонт" в другое место.
- Но ты не можешь предупредить Уэстфорда о плане по спасению Бонапарта, если не знаешь, что это за план.
- Я могу быть очень убедительным, стоит только захотеть, - сказал Эмори, не сводя глаз с Аннели. - Если повезет, я могу уговорить его вернуть мне корабль или дать время, чтобы добыть письмо, которое так нужно Киприани. На быстром коне я за два часа доскачу до Грэйвсенда. Быть может, Уэстфорд даст мне эскорт. А не даст... - Эмори не договорил и пожал плечами.
Аннели внимательно на него смотрела.
- Ты все время говоришь "я".
- Правда?
- Ты не хочешь брать меня с собой, не так ли? - мягко спросила она.
Он молчал, потягивая из стакана вино, но Аннели знала, каков будет ответ.
- Но.., почему?
- Аннели, это чертовски опасно.
- Опаснее, чем когда нас преследовали солдаты? Опаснее, чем встреча с Киприани, который чуть не убил нас? Или эти вонючие таверны, в которых полно клопов.., и прочей дряни, о которой я предпочитаю не думать?
- Аннели... - Эмори поднялся с кресла и сел на край кровати. - Я так жалею, что, сам того не желая, впутал тебя в эту историю, заставил страдать. Обладай я хотя бы четвертью тех достоинств, которые мне приписывают, я просто уехал бы из Уиддиком-Хауса и сам решал бы свои проблемы, вместо того чтобы возвратиться, следовать за экипажем Бэрримора, подходить к тебе в аллее - хотя ты не представляешь, как долго я там стоял, глядя на тебя, и как мне хотелось убить того молодого мерзавца за то, что он просто заговорил с тобой.
Она не подняла головы, не ответила ему улыбкой, и он снова вздохнул.
- Я поступил легкомысленно и эгоистично. Мне надо было уйти. Надо было бежать без оглядки, черт побери. И мне не следовало прикасаться к тебе. Ни тогда, в первый день на скалах, ни в ту ночь у тебя в комнате, ни позже в той таверне.
Аннели наконец подняла голову.
- Значит, ты сожалеешь о том, что произошло между нами?
- Нет, - сказал он, погладив ее руку. - Нет. Я ни минуты об этом не сожалел, мой ангел. И все же я не должен был этого делать, черт побери, потому что добром это не кончится. Мне тяжело будет расстаться с тобой. Но я обязан оставить тебя здесь, чтобы не подвергать риску. - Последние слова он произнес шепотом.
Ему так хотелось ее поцеловать. Он знал, что Аннели совершенно голая, и боролся с желанием запереть дверь, чтобы никто им не помешал заниматься любовью.
Аннели провела рукой по его шелковистым волосам.
- Я чувствую себя в безопасности только рядом с тобой. И не ты один в этом виноват. Я сама хотела близости с тобой и едва не умерла от желания. Ты считаешь, что поступил легкомысленно и эгоистично, но я ничуть не лучше тебя, потому что хочу твоих ласк, твоих поцелуев, твоих объятий. Хочу, чтобы ты любил меня хоть чуть-чуть, пусть даже в десять раз меньше, чем я тебя. - Голос ее дрогнул, и она покраснела под испытующим взглядом Эмори.