– Там, впереди, селение, – объявил.
– Да ладно?! Селение? Большое? Людей много? – посыпались вопросы.
– Саму деревню я не видел…
– Тогда откуда знаешь, что оно там есть? – удивился я, отчасти потому, что был уверен – об этом я должен был узнать из видения.
– Дым, – Эйо улыбнулся.
– Может, это от нашего костра? – не сдавался я.
– Нет, я знаю, откуда дует ветер. И потом – от нашего костра хлебом не пахнет. Я же говорю, тут неподалеку деревня. И к ней ведет тропа…
– Прямо-таки и тропа? – я покачал головой.
– Самая что ни на есть тропа, со следами, утоптанная такая…
– Да тебе с голодухи померещилось…
– Я что, на идиота похож? – обиделся Эйо. – Говорю – дым виден и тропинка есть. А это значит, что как минимум завтра мы выйдем к чужому жилищу.
– Уж не знаю, радоваться или печалиться, – протянул Эймс, – что скажешь, Дарольд?
– Не знаю, – неуверенно ответил я, – нужно подумать.
Эйо и Эймс переглянулись.
– Хорошо, – сказал сержант. И, словно бы подтверждая недавние мои сомнения, добавил: – Думай, но недолго, понял?
Я кивнул, и мы вернулись к костру. Там царило радостное оживление. Подбитого зайца уже освежевали, насадили на острые палки и сейчас жарили над огнем. Пахло невероятно вкусно. Я уселся на заботливо нарубленный лапник, укутался плащом и принялся наблюдать за приготовлением. Подошел Дово.
– Простите, господин Дарольд… – он чуть смущенно покашлял. – Вот, пожалуйста. Это вам.
– Мне? – я принял из его рук миску.
– Печень. Меня отец научил ее готовить. У зайца печень нужно лишь немного поджарить, посолить и уже готово к еде. Она сил дает, ух, как много… – он улыбнулся.
– Спасибо, – улыбнулся я в ответ и достал нож. Отрезав кусочек, который тут же отправил в рот, я вернул миску. – Остальное раздай товарищам. Нам всем понадобятся силы.
Парень поклонился и отошел.
– Вот это верно, – раздался над ухом голос Эйо.
Я вздрогнул.
– Что верно?
– Правильно поступил, – пояснил рыжий и отошел. Я же поплотнее укутался в плащ.
По какой-то причине к вечеру сделалось теплее. То ли далекий ветер с юга принес в этот выстуженный край отголоски тепла из пустыни, то ли земля успела нагреться за длинный солнечный день. Сейчас это было кстати. Но сон почему-то не шел. Усталость была невыносимой, но она же и мешала уснуть. Некоторое время я прислушивался к разговорам спутников, которые обсуждали способы приготовления зайчатины и смаковали трофей Эйо, смотрел на качающиеся над головой ветви деревьев. По небу ползли густые серые облака, еще хранившие отблески солнечного света.
В лесу было тихо. Негромко потрескивал костер. Давление, что преследовало меня все это время, сейчас исчезло, и лес сразу перестал быть зловещим. Нападение волчьей стаи уже выглядело выдумкой, страшной сказкой. И события прошлой ночи теперь казались далекими-далекими…
Я заснул. И снова это был не сон. Пространство вокруг сжалось, как будто незримые руки протянулись ко мне со всех сторон и потащили куда-то. С немыслимой скоростью, от которой захватывало дух и по телу бежали колкие мурашки, меня несло по длинному, извилистому коридору с радужными стенами. В какой-то миг стены отступили, и меня потащило над землей, мимо пролетали смазанные картины городов, пустынь, какие-то неведомые постройки, дворцы и еще что-то! От восторга, смешанного со страхом, я чуть не закричал, но крик превратился в смех, потому что каким-то шестым чувством я понимал, что ничто сейчас не может мне повредить!
Полет оборвался также резко, как и начался. Меня подкинуло вверх, к бескрайнему звездному небу! И где-то там, в этой удивительной темноте, я завис, словно одна из бесчисленных звезд.
– Посмотри вниз, Дарольд, – раздался знакомый голос.
Я посмотрел. Под ногами раскинулась вся Этория. С высоты она была такой крошечной.
– Это твой мир, – продолжил голос.
Я взглянул туда, откуда доносился голос. Вар Ло парил на некотором расстоянии от меня.
– Этория, старая земля, и она видела много бед, – образ моего нового знакомого терялся в темноте.
– Скажи, там, в лесу… я что-то почувствовал… не знаю, как сказать. Будто кто-то смотрел на меня, отовсюду и ниоткуда одновременно.
– Это чувство мне знакомо, – голос Вар Ло был грустен. – Твоя жизнь стала чем-то вроде разменной монеты в сложной игре. Хотя… ты не монета, ты мелкая фигура в большой игре. Тебе, наверное, уже приходила в голову мысль о том, что ты уже давно не принадлежишь себе.
– Да, именно так я и думаю, и слышать это неприятно!