– На той улице живет девушка. Когда-то один молодой моряк обещал взять ее в жены. Она любила его, а он… он тоже любил ее, но просто тогда еще не понимал этого. Потом, конечно, его корабль ушел в море. По воле капитана и по прихоти судьбы моряка мотало из порта в порт. Из страны в страну… А девушка ждала его там, в небольшом городке, среди азалий и роз. Говорят, что она ждет его до сих пор. Приходит на пирс и глядит, глядит на горизонт… Не появится ли его корабль.
Он замолчал. Поднял меч, посмотрел вдоль лезвия и снова принялся подправлять заточку.
– Хотя, скорее всего, она уже давно вышла замуж. И ни к чему теперь обо всем этом думать.
– Я не знал, что ты ходил в море, – сказал я.
Эжен неопределенно хмыкнул.
– Увы, это не моя история, У меня таких историй еще не было… и наверное уже не будет. Знаешь, жизнь человека измеряется не годами, а делами, событиями. Иной человек всю жизнь в одной лоханке со свиньями полощется, а у другого приключений на три века вперед. Несправедливо, а?
Я не нашелся что ответить. Вместо этого я достал меч и, подражая Эжену, посмотрел на лезвие.
– За оружием следить надо, – строже сказал Эйо, он подошел незаметно, я даже вздрогнул.
– Вроде бы все нормально, – неуверенно ответил я.
– Где же нормально… – Эйо взял мой меч, – был бы ты моим солдатом, за такое обращение с оружием не миновать тебе плетей. Смотри. Ржавчина…
Он постучал ногтем по едва заметному пятнышку.
– А вот тут, смотри, кромка завалена! Что ты собираешься им рубить? Капусту на засолку? Дрова?
Я смутился.
– Ладно, – проворчал Эйо, доставая точильный брусок. – Подправлю, покажу тебе, как это делается.
И он, усевшись поодаль, начал с силой водить камнем по лезвию.
– Каждый раз перед боем я вспоминаю об этой улице, – снова заговорил Эжен, – о том сводящем с ума аромате цветов. И о женщине, которая ждет на пирсе. Я не боюсь смерти. Но мне так жаль, что у меня не будет такого…
Больше он не сказал ни слова. Очевидно, ему нужно было побыть в одиночестве.
После разговора с Эженом тоскливое настроение овладело и мной. Я вспомнил дом и родных. Как странно и страшно закрутила все жизнь… Разбросала всё и всех в разные стороны А ведь когда-то мне казалось, что ничего не изменится, все так и будет, скучно и обыденно. Рад ли я, что жизнь сделала такой крутой поворот? Какой выбор сделал бы, появись возможность что-то переиграть?
Ответ был один – нет. Я очень хотел вернуть все назад, все исправить, но увы, судьба не позволяет нам такой роскоши. Теперь меня швыряло от одного порога до другого. И решения, которые я принимал, на самом деле, ничего не значили, потому что, когда ветер дует, удел тростника – сгибаться. От осознания этого становилось горько на душе, и силы незаметно оставляли меня.
Чтобы развеяться, я прошелся по нашему небольшому лагерю, и с удивлением обнаружил, что тоска овладела почти всеми… Даже Эймс хмурился, чего за ним обычно не водилось. Вокруг были унылые лица. Лус сидел на корточках, прижав ладони к лицу, и раскачивался из стороны в сторону. И только тут я понял, что в моей голове давно уже звучит чей-то настойчивый голос:
– Очнись! Очнись! Очнись!
У меня словно пелена спала с глаз. Магия! Кто-то неведомый наложил на наш отряд заклинание уныния, и сейчас медленно, но верно, высасывает из людей силы, превращая их в безвольные куклы. Я закрыл глаза – и сразу увидел нечто, напоминающее серебристую сеть, опутывающую весь наш укрепленный лагерь. Времени на раздумья не осталось – я схватил сеть, рванул, пытаясь разодрать ее…
И в тот же миг у северной стены закричали.
– Тревога!
Отряд мгновенно очнулся от колдовской одури. Будто ветром смахнуло невидимый магический туман. И больше не было уныния. Теперь мы были готовы отразить любую напасть.
– На постах стоять! – крикнул Эймс, на бегу выхватывая меч.
Я тоже поспешил к северной стене. Меня догнал Эйо.
– Что там?
Вила стоял, подняв метательное копье.
– Там, около факела. Он попытался потушить…
И действительно, один из факелов стоял криво. От факела в темноту уходила цепочка следов.
– Кто это был? – спросил Эймс.
– Не понял. Что-то темное… – было заметно, что молодого солдата бьет нервная дрожь. – Волосатое. Вроде как зверь, но на задних лапах. И пахнет…
Только сейчас я обратил внимание, что в воздухе стоит тяжелый острый запах. Так пахнет в берлоге у медведя. Застоялый дух мочи, пота и еще черт знает чего.
– Чертовщина! – выругался Эймс. – Мне на какой-то миг показалось… Чертовщина!
– Верно показалось, они нас магией атаковали, – подтвердил я догадку сержанта, – но теперь чары развеялись, и им придется выйти на честный бой.